Читать книгу "Воспитание - Пьер Гийота"

Коллеж св. Михаила - не интернат, так что в полдень и вечером я возвращаюсь в Пансион св. Людовика, которым заведуют Братья христианских школ, по ту сторону Главной улицы, пересекающей город.

В Пансионе св. Людовика нас пятеро или шестеро из Коллежа св. Михаила. Поначалу нас всякий раз отводит туда старый ученик, затем надзор прекращается.

Коллежем св. Михаила руководят умные, гибкие, уверенные в себе священники. Я поступаю в седьмой класс. Так как я ушел далеко вперед по истории, французскому, латыни и древнегреческому, а мой отец не желает отдавать меня в духовное училище, я люблю бродить по незнакомому городу, через который проезжаю лишь по дороге в Бретань и куда прибываю на пару дней с матерью, для примерки костюма у Армана Тьери, после чего она ведет меня в кино: мы смотрим «Ребекку» Хичкока[253]- я кладу руку на ее ладонь при упоминании о трауре лорда де Винтера, но отвожу, когда моя внезапная любовь к Джоан Фонтейн[254]заставляет мать заново пережить всю нашу жизнь, - впрочем, нам приходится уйти за четверть часа до конца сеанса, чтобы успеть на автобус до Бург-Аржанталя.

Сначала пара крутых поворотов на дороге, ведущей в Сен-Луи-Сен-Мишель и обратно, а потом, особенно вечером, перед ужином, все дальше и дальше к рабочим кварталам.

Коллеж - большая домина, построенная в парке, на холме над бульваром Форьель, рядом со зданиями «Манюфранса»[255].

Без природного окружения и жуберских литургий древнегреческий и латынь теряют здесь свою силу. Учителя опытные, резонерствующие, но лишь немногие, на мой взгляд, воодушевлены верой, поэтическим видением тех, с кем я недавно расстался и по ком скучаю: численность преподавателей ослабляет, рассеивает их назидательную силу, я не вижу в них души; но один, ответственный за ресурсы, тянет нас в походы на сланцевые городские вершины, где я вновь обретаю чуточку Жубера, за вычетом гранита; он также читает нам рассказы об альпинизме: Фризон-Рош, сахарская «Гора с письменами»[256]и восхождения Уимпера на Маттерхорн[257]; именно он сообщает нам в январе 1953 года о смерти Сталина.

Я записываюсь в скауты, но как-то раз, когда мы, сидя вдвоем или втроем в штабе, хотим повторить химический опыт, увиденный накануне, вспыхивает пожар.

Так как хожу я очень быстро, я много узнаю о городе за выделенное мне время, но мои опоздания накапливаются, и я возмещаю их тем, что столь же быстро схватываю на занятиях и выполняю контрольные работы.

Но математика изобилует для меня все более враждебными терминами, тем более угрожающими, что я ощущаю себя на краю истины и реальности, которые помогут мне постичь иную сторону мира, иной ход мысли, познать себя самого, устремившись к науке и размножению.

Прогуливаясь, я иногда захожу в церкви, но свет лампадки святого причастия больше не озаряет, не ждет меня, как в часовне нашей школы, где вся история сосредоточена в этом красном отблеске, свете Мира.

Само же религиозное обучение иезуитов не углубляет того, что я и так знаю, пережив в Жубере на собственном опыте; я вновь получаю немного удовольствия от веры лишь в присутствии своей матери с ее хрупкой величавостью, ее духами и лишь в церквях Бурга и Невеза или Сен-Жан-де-Бурне, в лугах, в воде, во время плавания, в реке, в пруду, в океане. Перед гуашью, что я рисую, в книге, которую читаю, да еще в музыке.

Теперь у нас есть проигрыватель, и брат моего отца отдает нам большую часть своей коллекции пластинок на 78 оборотов: Моцарт, «Симфония соль-минор» в исполнении Бичема[258]«Диссонанс-квартет» в исполнении музыкантов Лёвенгута[259], «Концерты для флейты» в исполнении Марселя Моиза[260]: мы дышим в такт с ними, в саду, на природе, на велосипеде, во время плавания, когда кричим, поем, окликаем птиц и смеемся, почти задыхаясь.

Впервые получая право на один франк карманных денег в неделю, я наконец осознаю, что же такое деньги: они нужны даже королям для строительства дворцов и ведения войн, но я также осознаю, что живем мы очень скромно, что пансион обходится недешево, и мечта о том, чтобы поскорее начать жить на собственные средства, усиливается во мне сексуальным влечением, вызывающим желание воспользоваться своим телом. Иными словами, тем, чем наделили меня природа и сам Господь, ну а все остальное, латынь, древнегреческий, французский, история, религиозное наставление даны мне моим классовым происхождением, которое я начинаю отвергать вместе со всеми его жестами, словами, формальностями.

* * *

Молодой подручный на три года старше меня, приехавший со своим начальником оценить и распланировать работы по ремонту штаба, отзывает меня в сторону и предлагает сигарету, которую я выкуриваю полностью: когда мне становится дурно, он прикладывает руку к моей шее и укладывает меня на почерневший строительный мусор:

- Полежи здесь, я скоро вернусь, после службы... Хочешь со мной дружить?

Он возвращается, говорит, что заберет сестру, которой нужно «закончить с клиентом», вновь уходит, головокружение растет, но внутри я очень взволнован; вот и они: он с белокурой шевелюрой, зачесанной за красные уши, она невысокая брюнетка с красными губами, звонким голосом; в черных штанах и с искусственной лисой на шее. Они поднимают меня, она ведет нас в «снэк-бар», где на синей «формайке» ест «стейк». Он снимает мех с ее шеи и обматывает вокруг своей, поверх своих полуголых плеч. Она: