Читать книгу "Кентавр в саду - Моасир Скляр"

Я еще колебался. Но тела не было видно: аморфная масса, тонущая во тьме. В конце концов, я уже здесь. Почему бы и нет? — спрашивал я себя. — Почему бы и нет?

Я подошел. Казалось, она не замечала моего присутствия: как лежала, так и осталась лежать, не шевелясь. Дрожащими руками я открыл дверцу клетки, вошел. Лег рядом с ней, стал ласкать лицо, груди. И тело. Тело львицы. Боже мой. Боже, Боже мой.

Мне приходилось и раньше видеть крупных представителей семейства кошачьих — в цирке, мне приходилось держать кошек на руках, но к львице я никогда не прикасался. Какое… какое наслаждение! Все огромное тело казалось наэлектризованным, мягкая шкура вздрагивала от прикосновений, плотные массы мускулов перекатывались под кожей, как кролики, разыгравшиеся под ковром, хвост то весь свивался, то вытягивался, дрожа от напряжения.

Она обернулась ко мне, посмотрела в глаза. Желание, исходившее от этого мощного тела, обволакивало меня, сквозило в каждом движении, я едва мог выносить его: тоска была в ее глазах, страсть, конечно, но и тоска, в глазах, в раздувавшихся ноздрях, в тусклом блеске зубов.

— Иди сюда, — прошептала она.

Дрожь била меня так, что я с трудом стаскивал с себя одежду. Минутное замешательство — ужасная минута: она лежала — как к ней подступиться? Но я знал, как, что-то внутри меня знало. Я подошел сзади, лег на нее. Дотянувшись руками до груди, жадно целуя в шею, я проник в нее, я покрыл ее так, как львы покрывают львиц, она кусала мне руки, как львицы кусают львов. И стонала, и кричала так, что мне пришлось зажать ей рот, чтобы врач, не дай Бог, не услышал.

Соитие было быстрым, оргазм — грандиозным. Горы Туниса! Что это был за оргазм, горы! Ничего вы, горы, не знаете, если не пережили такого оргазма!

А потом мы лежали на полу клетки, пытаясь отдышаться.

Я постепенно приходил в себя, всплывал со дна темного бушующего моря. Только тогда я почувствовал, как что-то давит мне на грудь.

Это была ее левая лапа. Я осторожно снял ее с себя. С неприятным чувством: случись с Лолой приступ ярости в эту минуту…

— Гедали, — пробормотала она. — Гедали, милый. Спасибо, Гедали.

Я поцеловал ее, вышел из клетки, оделся и вернулся к себе в комнату так же скрытно, как и пришел.

Я приходил к ней и в последующие ночи. Каждую ночь.

Днем мы вели себя как ни в чем не бывало: я по-прежнему приносил ей жареного барашка, подолгу беседовал с ней. Двое добрых друзей — вот кем мы, должно быть, казались врачу и его ассистенту. Два до странности схожих существа. Правда, Лола подмигивала мне с улыбкой заговорщика, правда, стоило нам остаться наедине, она горячо шептала: целуй меня, Гедали, целуй скорее.

Мне это не нравилось: бессмысленный риск. Не нравилось мне и то, как она набрасывалась на меня, задевая острыми когтями, когда я ночью заходил в клетку. С другой стороны, желание в основном было уже удовлетворено — и тем яснее для меня становилась дикость моего положения. Соитие со сфинксом. Тита и все остальные подняли бы меня на смех. Бот уж они бы повеселились: трахаться со сфинксом, Гедали! Это ж надо, Гедали!

С каждой ночью сомнения одолевали все сильнее. Но в конце концов я все равно шел к ней. Иногда возвращался измотанным, иногда недовольным, а иногда и с чувством брезгливости. Но на следующую ночь, как сомнамбула, снова брел туда же.

Приближался день операции. Врач-марокканец уже раздобыл животное-донора, прекрасного арабского скакуна, еще молодого и полного сил.

— Ну, Гедали? Хорош мой выбор? Привыкай: скоро он станет частью тебя.

Я смотрел на коня в стойле и все больше удивлялся тому, что со мной происходит. Конь? Операция? Кентавр? Я сам говорил об этом? Да, я говорил об этом, но неужели всерьез? Да, я говорил всерьез. Но неужели врач понял мои слова буквально? Разве я говорил не в переносном смысле? Разве это была не метафора? Иногда и метафоры произносятся самым торжественным тоном. Врач вполне мог отделить реальность от символа. Вопрос в том, хотел ли? В его ли это было интересах? Да если и было, не слишком ли увлекла его идея превратить меня во что бы то ни стало в кентавра? Так может, мне и надо было во что бы то ни стало превратиться в кентавра? Хотя бы ради того, чтобы сдержать слово? Или чтобы приобрести новый опыт? Получить урок?

Сплошная путаница. И история с Лолой только усугубляла эту путаницу.

Лола становилась все более требовательной. Протестовала по любому поводу: то я опаздываю, то недостаточно нежен. Но больше всего ее злило, что я собрался стать кентавром. Да, она хотела, чтобы меня оперировали, но требовала, чтобы врач пересадил мне тело не коня, а льва.

Мужчина-лев? Я бы расхохотался, если бы не был до такой степени удручен. Мужчина-лев? Абсурд. Нет, верх абсурда.

Кентавр с неимоверным трудом превращается в человека, потом у него случается нервный срыв, и он хочет снова стать кентавром; потом он уже и сам не знает, на самом ли деле он хочет опять превратиться в кентавра, и тут появляется полоумная женщина-сфинкс, которая требует, чтобы он стал человеко-львом! Смешно. Мифологический бред какой-то.

Это невозможно, Лола, твердил я. Во-первых, неизвестно, найдется ли подходящий для трансплантации лев. Конечно, найдется, отвечала она. Надо только нанять браконьеров. Или завязать знакомство с хозяевами цирков. Побойся Бога, говорил я, неужели ты захочешь, чтобы мне пересадили тело старого циркового льва, скорее всего, импотента. К тому же, добавлял я, это операция сложная и очень рискованная.

— Но разве ты не готов пойти на это ради меня? — губы ее дрожали, глаза наполнялись слезами. — Разве нет?

— Я-то готов. А врач? Он никогда не согласится оперировать меня. Чтобы ты после этого досталась мне? Он слишком ревнив и никому тебя не отдаст, ты ведь знаешь.

Старикашка, рычала она. Я когда-нибудь прикончу этого старикашку. Я когда-нибудь всех вас прикончу.

То, как она колотила лапами по полу и по прутьям клетки, убеждало меня в серьезности ее намерений. Я начал подумывать о бегстве.

К этому времени врач-марокканец уже что-то заподозрил. Как-то вечером во время осмотра, он спросил, что это за царапины у меня на руках.

— Это? — сказал я, стараясь казаться равнодушным. — Не знаю. Наверное, поранился, когда ухаживал за розами в саду.

Он смотрел на меня недоверчиво.

— Будь осторожен, Гедали. Препараты, которые ты принимаешь, сводят к нулю сопротивляемость твоего организма. Любая рана может оказаться смертельной.

Смертельной? Выходит, я, вдобавок ко всему, рисковал жизнью?

Пора уносить ноги. Точно: пора уносить ноги. В другой раз разберусь, хочу ли я снова стать кентавром. Решено: уезжаю на следующее же утро. Я и представить себе не мог, какие еще сюрпризы готовила мне судьба.

Среди ночи меня разбудил врач. Он стоял надо мной со шприцем в руке.