Читать книгу "Архивы Дерини - Кэтрин Куртц"

Да и физически он не казался особенно мощным или грозным, правда, в нем чувствовалась некая сила, которая могла проистекать от сознания своей власти. Немного выше среднего роста, он был худощав и изящен, как всякий, кто часто занимается физическими упражнениями — фехтованием, например, — но в чертах его лица не было заметно той жесткости, что присуща обычно наемникам и профессиональным воинам. Напротив, черты его говорили о знатном происхождении: у него были красивое, гладко выбритое лицо, серые глаза, твердая челюсть и шапка коротко подстриженных золотистых волос, прямых и тонких.

Так что же заставляло людей приветствовать его столь уважительно и даже боязливо, как подметил Феррис? Вряд ли просто властные повадки или даже высокий ранг. Сам епископ встал, когда этот человек подошел к возвышению и начал подниматься по ступеням, в то время как спутник его сначала остановился и поклонился священнику. Священник же поклонился гостю и лишь потом подставил ему для поцелуя свой перстень.

— Добро пожаловать, ваша светлость, — сказал он, жестом веля одному из судейских принести еще стул. — Какими судьбами вы оказались в Килтуине? Я думал, вы в Ремуте.

Незнакомец вручил епископу пергаментный сверток и коротко оглянулся на зал.

— Я и был там. Но дела призвали меня в Корот, и его величество попросил по дороге доставить вам эти документы. Вы меня удивили, Ральф. И часто во время суда у вас творятся такие безобразия?

Толливер только скорчил гримасу и улыбнулся, затем быстро просмотрел документы и передал их чиновнику, который принес и поставил справа от него еще один стул.

— Сейчас вы все поймете. Дело достаточно возмутительное. Не хотите ли присутствовать при разбирательстве?

— Пожалуй. Но только как зритель, — гость отклонил предложение Толливера занять его место и опустился на принесенный стул, сложив на коленях руки в кожаных перчатках, сжимавшие хлыст для верховой езды. — Что сделал этот человек?

Когда он обратил свой взгляд на Ферриса, стоявшего в оцепенении возле скамьи подсудимых, тому показалось на мгновение, что человек этот заглянул ему в самую душу. Он не мог пошевельнуться, пока серые глаза изучали его, и только после того, как незнакомец повернулся к епископу, дабы услышать изложение сути дела, Феррис умоляюще посмотрел на ближнего из своих охранников.

— Это герцог, — пробормотал тот, поняв, что интересует пленника. — Вот теперь ты точно пропал.

И Феррис, посмотрев на человека в черном, испытал еще больший страх, чем прежде, — ибо если Корвинский епископ считался неумолимым судьей, то герцог Корвинский был, по слухам, неумолим вдвойне. К тому же Аларик Морган, герцог Корвинский, был Дерини и знался с такими страшными силами, что и не снились простым смертным!

— Понятно, — тихо сказал епископу Морган. — А кляп зачем?

Толливер пожал плечами.

— Свидетели говорят, что он буйный и не дал бы никому слова сказать, — ответил он, показывая на сидевших в переднем ряду четырех обвинителей, которые с момента появления Моргана выглядели уже не такими уверенными в себе. — Это обычная предосторожность, кляп вынут, когда дадут ему слово.

— Хм. А мне показалось, что буянил тут скорее лесничий, а не подсудимый, — шутливо ответил Морган, кивнув в сторону смущенного Сталкера, уже сидевшего на своем месте.

— Да. Но убитая девушка была его невестой, ваша светлость, — сказал Толливер. — И как раз перед вашим приходом сестра, которая готовила тело к погребению, показала, что девушку изнасиловали, прежде чем убить.

— А...

Лицо Моргана окаменело, и, когда презрительный взгляд герцога снова упал на Ферриса, тот невольно вжался в спинку скамьи — хотя и не был повинен ни в одном из этих преступлений.

Но какое дело им всем до его невиновности? Даже если ему дадут возможность высказаться, все равно никто не поверит. Они поверят тем, кто его обвиняет. И тут он с изумлением услышал, как Морган задает епископу следующий вопрос:

— А его вы уже выслушали?

— Нет, ваша светлость. Мы успели только выслушать показания очевидцев.

— Очень хорошо, — Морган махнул рукой стражникам Ферриса. — Снимите с него эту уздечку и подведите сюда.

— А как же... скамья подсудимых? — ошарашенно спросил кто-то из судейских, когда стражники приступили к исполнению приказа.

— Ну, коли хотите, несите его вместе со скамьей, — ответил Морган, дернув уголком рта. — По мне, так хоть руки ему развяжите — неужели я с ним не справлюсь?

Ферриса эти слова невольно позабавили, несмотря на скрытую в них угрозу. Он подумал даже, что при других обстоятельствах этот человек мог бы ему понравиться... да и нельзя винить Моргана за то, что он враждебно относится к злодею, повинному в стольких преступлениях. Возможно ли, что дело будет в конце концов рассмотрено по справедливости? О епископе и Моргане говорили, что они справедливые и неподкупные люди, но останутся ли они такими, когда дело касается чужака?

Кляп у него вынули, и Феррис подвигал челюстью, привыкая к свободе от мундштука и ремней, и постарался не показать своего страха, когда стражники подвели его к судейскому возвышению. Они не успели еще поставить его на колени, как он сам преклонил их возле нижней из ведущих на помост ступеней и низко, почтительно поклонился Моргану и епископу.

— Позвольте мне сказать, благородные господа, — взмолился он. — Я... плохо знаю ваш язык... но я невиновен. Я клянусь вам в этом!

Епископ, не ожидая ничего другого, только терпеливо вздохнул, но Морган прищурил глаза и задумчиво посмотрел на Ферриса.

— Это не твой родной язык? — спросил он.

Феррис покачал головой.

— Нет, господин. Я приехал из Айстенфаллы. Я кую мечи. Я... понимаю достаточно, чтобы торговать оружием, только... только если говорят медленно.

Епископ заерзал на стуле, собираясь что-то сказать, но Морган отмахнулся от него.

— Понятно. Что ж, вряд ли тут кто-нибудь говорит на твоем языке, так что попробуем как-то объясниться. Ты понимаешь, почему ты здесь?

Феррис кивнул, удивляясь тому, что герцог, кажется, желал его выслушать, и испытывая к нему благодарность за это.

— Они говорят, будто бы я убил женщину, господин...

— И изнасиловал ее, — вставил епископ.

— Нет, господин!

— Они только так говорят? — спросил Морган.

— Да. Но я не делал этого, господин!

— Святые сестры говорят иное, Аларик, — раздраженно заметил епископ, — и схвачен он был с окровавленным кинжалом в руке. На его одежде — ее кровь. Четыре свидетеля, пользующиеся прекрасной репутацией, утверждают, что видели, как он это сделал.

— Правда? — Морган с небрежной грацией поднялся на ноги. — Это очень интересно, потому что, по моему мнению, он говорит правду.