Читать книгу "Предательство среди зимы - Дэниел Абрахам"

Она поискала в памяти хоть одну улыбку или объятие, хоть одно мгновение, про которое могла бы сказать: «Вот откуда я знаю, что он любил меня». Синий шелк трепетал на ветру. Пламя мигало, затухало и снова оживало. Ведь должно быть такое мгновение! Если отец так сильно желает ей счастья теперь, должны найтись намеки на это и в прошлом…

Идаан закачалась вперед-назад. Услышав шорох за дверью, она в панике подскочила, начала озираться: чем объяснить отсутствие Адры?

Вошел он сам, и по его глазам Идаан поняла: все кончилось.

Адра стащил с себя плащ, уронил под ноги. Яркие одежды выглядели неуместно, как бабочка в мясной лавке. Его лицо окаменело.

— Ты все сделал, — сказала Идаан.

Через целых два вдоха и выдоха он кивнул. Она ощутила одновременно отчаяние и облегчение.

Преодолев внезапную тяжесть в теле, Идаан подошла к Адре, вытащила из-за его пояса нож в мягком кожаном чехле и уронила на пол. Адра не пытался ей помешать.

— Хуже нам не будет, — проговорила она. — Сейчас было самое ужасное.

— Он так и не проснулся. Лекарства для сна… Он не проснулся.

— Хорошо.

На лице Адры медленно возникла безумная ухмылка, растянула губы до бледности; в глазах загорелся жестокий жар — то ли гнев, то ли одержимость. Он взял ее за плечи и притянул к себе. Его поцелуй был нежен и груб. Идаан показалось, что сейчас Адра ее разденет и увлечет в постель как бы в насмешку над их мнимой ночью утех. Она прижала к нему ладонь и с удивлением обнаружила, что в нем нет желания. Адра медленно и спокойно стиснул ее руку до синяков и отстранил от себя.

— Я сделал это ради тебя. Ради тебя! Понимаешь?

— Понимаю.

— Больше никогда ничего у меня не проси, — сказал он, выпустил ее и отвернулся. — Теперь до самой смерти ты у меня в долгу, а я тебе не должен ничего.

— За то, что ты убил моего отца? — резко спросила она.

— За то, что я принес тебе в жертву.

Лицо Идаан покраснело, руки сжались в кулаки. Адра ушел в другую комнату, и было слышно, как его одежды падают на каменный пол. Потом скрипнула кровать.

Всю жизнь она будет замужем за этим человеком. И каждое мгновение этой жизни будет напоено ядом. Адра никогда не простит ее, а она не перестанет его ненавидеть. Они сойдут в могилу, впившись зубами друг другу в горло.

Идеальная пара.

Идаан тихо подошла к окну, сняла синий лоскут и повесила красный.

Воды, что приносили Оте охранники, едва хватало, чтобы выжить; кормили так же скудно. Одежды у него не было, если не считать обносков, в которых он вернулся в город, да халата, принесенного Маати. Перед рассветом, когда башня остывала после жаркого дня, Ота ежился в халате. Днем солнце нагревало башню, и становилось жарко. Ота потел в каменной клетке, словно от тяжелого труда, в горле пересыхало, в голове стучала боль.

Башни Мати, решил Ота, самые бессмысленные постройки на свете. Зимой в них слишком холодно, летом — слишком жарко. Жить в них неприятно, взбираться наверх — утомительно. Они существовали только для того, чтобы показать, что могут существовать.

Все чаще и чаще мысли Оты разбредались. Голод и скука, жаркая духота и предчувствие смерти изменили его восприятие времени. Ота как бы завис вне мира. Ему уже казалось, что он всегда был в этой комнате, а воспоминания о прошлом стерлись, как чужие рассказы. Он всегда здесь будет, если не выкарабкается из окна в прохладный воздух. Ему дважды снилось, что он спрыгнул с башни. Оба раза он проснулся от ужаса. Наверное, именно поэтому он не прибегал к единственному способу повлиять на свою жизнь. Когда Оту в очередной раз захлестывало отчаянье, он вспоминал тот сон и острую жалость во время падения. Он не хотел умирать. У него уже торчали ребра, он изнывал от жажды, но ум не сдавался, не останавливался. Казнь близилась; умирать не хотелось. Мысль о том, что его страдания спасли Киян, перестала утешать. В глубине души он был даже рад, что не ждал от отца такой жестокости: он мог бы заколебаться. Теперь по крайней мере деваться некуда. Он проиграет — уже проиграл, по-крупному, — но не сбежит.

Мадж сидела на табурете — высоком и узком, с ножками из плетеного тростника, как в их домике на острове, — и что-то говорила на своем мягком и текучем языке. Ота прохрипел, что она говорит слишком быстро, и проснулся от звука собственного голоса. Потом снова впал в забытье. Его тревожила только одна мысль: где-то крысы прогрызают камень.

Раздался крик, и Ота окончательно проснулся. Он сел прямо, пытаясь унять дрожь в руках. Видения пропали. Снаружи кто-то еще раз крикнул, потом что-то тяжелое ударило в дверь, и та заметно дрогнула. Ота встал. Послышались голоса — незнакомые. За много дней он научился распознавать тюремщиков по ритму и тембру тихих голосов. Эти звуки исходили из чужих глоток. Ота прислонился к двери, прижал ухо к крошечному зазору между деревом и каменной коробкой. Один голос звучал громче и авторитетней остальных. Ота разобрал слово «цепи».

Голоса пропали так надолго, что пришла мысль: померещилось. Звук отодвигаемого засова застал врасплох. Ота подался назад со страхом и облегчением. Возможно, это конец: вернулся брат. Что ж, зато больше не придется здесь сидеть. Когда дверь распахнулась, он выпрямился, стараясь выглядеть достойно.

Яркие факелы ослепили ему глаза.

— Добрый вечер, Ота-тя! — сказал мужской голос. — Надеюсь, вы можете идти. Боюсь, мы спешим.

— Кто вы? — прохрипел Ота.

Он сощурился и рассмотрел десяток человек в черных кожаных панцирях. У дальней стены кучей, как товары на складе, лежали стражники. Вокруг них расплылась черная лужа крови. Трупы еще не пахли гнильем, но от их запаха — металлического и какого-то постыдного — Оте стало не по себе. Этих людей убили совсем недавно. А кого-то, может, и не добили.

— Мы пришли забрать вас отсюда, — ответил главный — тот, кто стоял в дверях. У него было удлиненное лицо уроженца зимних городов и развевающиеся волосы западника.

Ота ступил вперед и принял позу благодарности, чем явно позабавил собеседника.

— Идти сможете?

В стражницкой повсюду были признаки боя — пролитое вино, перевернутые стулья, кровь на стенах. Нападение произошло явно неожиданно. Ота качнулся; пришлось схватиться за стену. Камень был теплый на ощупь, как человеческое тело.

— Если надо, пойду.

— Похвально, — сказал вожак. — Я сам долго сиживал за решеткой и знаю, что тюрьма делает с человеком. Нам нельзя спускаться простым путем, надо будет идти пешком. Если сможете, тем лучше. Если нет, мы готовы вас нести. Главное — побыстрее выбраться из города.

— Не понимаю. Вы от Маати?

— Давайте обсудим все это в другом месте, Ота-тя. Цепи нам не помогут, даже если бы не было стражников. Мы только что сломали механизм. Вы пройдете по лестнице?