Читать книгу "Нам бы день продержаться… - Михаил Поляков"

– Да просто не знал, как сказать. Решил, что так лучше будет, а то еще не поверишь, – спокойно сказал особист, грустно наблюдая наши перемещения. – Проблема у нас, Олег, и большая.

– У нас или у вас, Геннадий Петрович? – Губы сами сжимаются в сомнительную гримасу на лице.

– Теперь у всех, – как-то трагично говорит контрразведчик и морщится при попытке поменять позу.

– Так поделитесь, товарищ майор без документов, – зло говорю я. Мне начинает надоедать бесполезность информации в словах собеседника. А у меня дел по горло. Левый, правый, тыл, застава, а тут еще и граница прорезалась.

– Дрянь дело, лейтенант, спешить надо. – Оптимизма во фразе нет и в помине. Констатация факта. Мне почему-то становится невесело. Этот майор хоть и обманул нас, но он ни разу не ошибся в предсказании действий противостоящего нам противника.

– На Кушаке, – начал он, – до взрыва находилась группа управления из десяти человек. Работали только со спутниками. Траектории, возвышения, связь, проходимость команд управления, устойчивость. Четыре охранника, комендант и повар. Весь секретный объем объекта закрыт и опечатан на консервацию до особого случая. Продукты доставлялись раз в месяц. И при необходимости менялся сменный персонал. С очередной доставкой груза должны были прибыть офицеры для стопроцентной расконсервации и подготовки объекта к использованию. Пять офицеров отвечали каждый за свой участок подземной базы. Но коды доступа находились только у одного. У меня. Я могу только предположить, что после ядерного подрыва кто-то на той стороне решил реали-зовать разведданные по Кушаку. Только силенок у них со страху не хватило.

– Это почему?

– Ты же в курсе про систему минно-взрывных колодцев на всех стратегических проходах из бывшего СССР в Иран? – Я киваю, об этой системе даже солдаты знали. Им специально рассказывали на занятиях, когда доводили обстановку на ли-нейке.

– Так вот, управление зарядами сохранилось, и американцы их взорвали. Только у них мог быть доступ. В результате подрывов проходы для тяжелой техники в горах оказались перекрыты. Авиация практически уничтожена из-за выведенной из строя электроники. Но кому-то там, за перевалом, очень нужен Кушак. Бомбовый удар был избирательным по нашей территории, и тем, кто выжил, тоже нужен Кушак как гарантия безопасности. Иранцы послали своих стражей, чтоб не допустить усиления смены, разведать пути и систему обороны объекта. Сразу после удара вокруг горы были активизированы минные поля и ловушки, но основная система обороны сейчас пассивна. Если ее активировать, то никакой спецназ или тяжелая бронетехника горе не страшны. С Кушака шутя можно разнести в прах армию. Иранцы не отступят. У смены сутки назад закончились продукты. Поэтому они нарушили секретность и вышли с нами на связь. Мы для них такой же золотой ключик, как и они для нас. Против нас сейчас осталось четыре группы спецназа. И нам надо прорваться наверх. Вот и все.

– И какие гарантии того, что это не брехня? – Прапорщик начинает смотреть на майора другими глазами, полными интереса и надежды. Умеет же майор говорить людям то, что они больше всего хотят услышать.

– Свяжитесь сами, только говорите по защищенной линии на «высокой стойке».

– А если вы сговорились? – Майор игнорирует мой вопрос.

– Иранцы усиленно разбирают завалы на горной дороге, ведущей к нашему объекту. После бомбардировки прошло пять суток, уже почти шесть. Если не поторопимся, то они проведут тяжелую технику через перевал и отрежут смену на Кушаке окончательно. Затем пройдут минные заграждения и начнут штурм. Без кодов допуска и управления гора – это просто бетонный муравейник, набитый современным оружием, средствами связи, складами и ресурсами. И высота горы, лейтенант, четыре тысячи восемьсот метров. Объем этой громадины неимоверен. Геологический срез позволяет быть уверенным в возможности устоять перед мощью прямой ядерной атаки. Нам бы только успеть, пока они не пригнали тяжелую технику, а иначе ни у нас снизу, ни у них сверху, на горе, – шансов никаких.

– А почему не передать коды по рации на вершину и активировать оборону склонов? – Я уже стал на его сторону.

– Не выйдет, нужен человек-ключ, с отпечатками и биоданными для подтверждения ввода.

– Ну и дурак же ты, майор. Мы что, чужие? Совсем вы там заигрались в свои игры. Сам теперь на боевом расчете моим солдатам и пояснишь свою сказку. А иначе один туда пойдешь. Кстати, а какие биоданные нужны для подтверждения?

– Радужка и ладонь. Живая. Мертвую аппарат распознает.

– Понятно. Вопросы есть? – Грязнов отрицательно вертит головой. А Боря задает свой главный вопрос:

– А правда, что домой оттуда можно позвонить?

– Правда, Боря, оператор сказал, что они выборочно били. Основные промышленные районы и ресурсосодержащие области оставили целыми. Так что позвоним хоть куда.

– Ну, майор, ты и зверюга. Сам себя не боишься? – примирительно спрашиваю я.

– Я таких, как ты, боюсь, молодых да шустрых.

– Боевой расчет в девятнадцать часов. Не придешь – принесут.

– Ага, не сомневаюсь.

– Как Кушак брать будем? Геннадий Петрович?

– Тут покумекать надо. Давай после боевого расчета прикинем, что к чему, лейтенант?

– Лады, а где Елена Ивановна? – Только сейчас я замечаю ее отсутствие.

– В бане, Черныш организовал.

– Тогда через два часа на боевом, – Боря вышел первым, довольный, и погнал делиться новостью с остальной братией, мы ему не мешали. Пусть. Солдат, осознающий то, за что он воюет, как личную цель, сам выложится полностью и товарищу не даст шлангом прикинуться.

Додумать мне не дали солдаты, гурьбой стоящие вокруг Шустрого на крыльце. Грязнов, шедший за мной, остановился и поглядывал из-за плеча. Я давно чуял, что моему подразделению чего-то не хватает. Особенно когда возвращался на заставу со стороны той или иной дороги. А теперь я понял: вот нам чего надо всем. Очень. А то как еду, так и помню. А как на заставу ввалимся, так заботы и проблемы давят в злобе своей и приходится оставлять на потом то, что стоит сделать не жалея сна. Этаким добрым пауком, к которому сходятся все тропки и дорожки, раскинулась застава меж двух водоразделов. Она уютно расположилась у горных подножий. Раскинулась паутинами пересекающихся путей, системы, МЗП, спотыкача старой, еще ртутной ЭСЗ, морщинами расщелков и шапкой ОППЗ над ней справа. Я гляжу на знакомые, как родной дом, очертания, и меня гложет мысль, что чего-то в этом облике не хватает. Вроде как прячемся мы, что ли, в собственной погранзоне, где каждый камешек ночью обойду без ПНВ и ФАСа с закрытыми глазами и не споткнусь. Знамя. Почему над моей суверенной территорией нет этого маленького атрибута государственности, справедливости и порядка? «Ну что ж. Будем исправлять недостатки по мере их выявления». – Парторг комендатуры так говорил, когда я служил солдатом. Исправим. Пускай знают, кто в погранзоне хозяин. И Шустрый, похоже, больший патриот, чем я. И его инициатива или будет мной наказуема, что вряд ли, или поощрена незамедлительно. Ведь не пожалел времени, сшил флаг со товарищи вместо собственного сна, личный штандарт заставы сотворил. А то, что сотворил, а не сделал, как ремесленник, это несомненно.