Читать книгу "Беглец из Кандагара - Александр Холин"

Снова государю вспомнился не единожды мучавший его сон, будто сам царственный наследник присутствовал при последних минутах жизни батюшки. В опочивальню ворвались: петербургский генерал-губернатор Пален, братья Платон, Николай и Валериан Зубовы, генерал Бенингсен и командир Преображенского полка генерал Талызин. В ногах у них лежал поверженный император, и каждый из заговорщиков пинал государя с таким остервенением и удовольствием, будто пред ним была тряпичная кукла. А Пален во всеуслышание беспрестанно повторял: «Rappelezvous, messieurs, que pour manger d'une omelette, il faut commencer par casser les oeufs»[51].

Это и пытались исполнить заговорщики, кто во что горазд. Многих из них цесаревич видел в ту же ночь в Михайловском замке, но сначала не придал значения шумихе, ведь они обещали неприкосновенность государя, а в те годы Александр часто верил людям на слово. Он рос совеем не ведавшим, что такое ложь и правда. Он понял, что жизнь страшна, когда матушка, вдовствующая царица Мария Фёдоровна, бросила ему в лицо:

— Радуйтесь, Александр, вы добились того, что стали императором.

Упрёк был очевиден. Александр никогда не ругался с матерью. Более того, он даже любил её, но эти слова отпечатались на дальнейших делах нового императора.

Вот тогда-то к нему во сне явился претерпевший муки отец в монашеском подряснике, но с посохом епископа и поведал, что пойдёт по русским городам и весям, поскольку за четыре года своего царствования не успел это сделать, а вот теперь в самый раз. Александр проснулся в холодном поту и целый день не мог найти покоя. Он отправился в какой-то храм, долго молился и услышал голос отца, повторивший, что надо отправляться странствовать по России и отмаливать накопленные грехи. Недаром калики-перехожие почитаются на Руси до сих пор.

Это был уже не сон. Но император никак не мог вспомнить храм, в котором его посетило первое откровение.

На всякий случай он заказал своим портным настоящий монашеский подрясник, который теперь висел у него в гардеробной. Александр даже не примерил новую одежду, так как камергер Фёдор Кузьмич дерзнул посмеяться над монашеским нарядом:

— Что вы, ваше величество, разве так можно?!

— Чем тебе не нравится православный подрясник? — нахмурился государь. — Может быть, сам сошьёшь?

— Да нет, ваше величество, — замотал головой камергер, — сшито отменно, ничего не скажешь, с двойным прихватом и подстёжкой. Но в каких Палестинах вы видели монахов в батистовых подрясниках? Люди божьи, верно, даже слыхом не слыхивали о такой персидской материи. Представьте, идёт по Руси калика-перехожий, кусок хлеба выпрашивает да на ночлег к кому-нибудь просится, а у самого подрясник, как кафтан боярский, разве что золотом не шит?!

— Ну, хватит, хватит, — одёрнул Фёдора Кузьмича император. — Распорядись, чтобы сию одежду в гардеробную отнесли.

На том бы всё и кончилось, только впереди была война с французами. После безоговорочной победы французов на Бородинском поле император уже всерьёз мыслил для себя Томский острог или какой подале. Но за Русь вступилась сама Богородица. Государю доложили, что Царица Небесная явилась перед Буанапартием и повелела убираться вон из Москвы, не то, мол, худо будет.

В россказни эти слабо верилось, тем более что сообщали их те же монахи, прибывшие из Москвы. Но французский император действительно кинулся вон из Златоглавой. Более того, не взорвал даже Кремль, о чём хвастался когда-то перед пани Валевской. Факты — вещь упрямая, против этого ничего не скажешь. И тогда он опять услышал голос отца.

В этот раз Александр всё же примерил сшитый царскими портными монашеский подрясник. Одежда оказалась впору, да и выглядел в ней император иначе. Но рутина обыденности опять отвлекла государя от решительного поступка. Да и как на него решиться? Царь не может бросить всё и уйти ни по своей, ни по чужой воле. Но сейчас Александру был зов в третий раз. Значит, пренебрегать этим нельзя, невозможно. И как некстати подвернулся двойник!

Струменский не знал, почему Господь даровал ему такую же личину, как у нынешнего императора. Никто из предков не был даже дальним родственником Романовых, но вот, поди ж ты! — как две капли воды унтер-офицер походил на своего императора.

После обеда Александр удалился в кабинет, но работать не стал. Голова государя закружилась, он прилёг на кожаный диван и тут же провалился в сон. Однако это был отнюдь не сон, а какая-то галлюцинация.

Александр вновь увидел себя на площади, где совершалась казнь. Снова противно ныли флейты и били барабаны. Но в этот раз сквозь строй прогоняли самого императора. Александр вновь почувствовал удары шпицрутенами, настоящие, рассекавшие кожу на спине и заставлявшие орать от боли. Солдат, прогонявший через строй приговорённого государя, оглянулся, и Александр с ужасом узнал Струменского. Глаза унтер-офицера были навыкате, рот перекошен злобной улыбкой, и с губ капала густая бело-розовая пена, как у загнанного рысака. Из его рта в лицо императору вылетел хрип, более похожий на плевок:

— Ты — человек! Тебе выбирать свой путь! Токмо не вздумай назад оглянуться!

Император вскрикнул и очнулся. Его охватил болезненный озноб, потому что видения, посылаемые свыше, с каждым разом становились всё явственней, чувствительней и доподлинно передавали чувство реальности. Александр несколько минут просидел на диване без движения, не в силах стряхнуть реальность привидевшейся казни. Потом резко встал, застегнул сюртук наглухо, кликнул секретаря и оповестил его, что пойдёт гулять.

Император прекрасно знал, где находится военный госпиталь, и вскоре без доклада вошёл в приёмную. Как всегда, медбратия забегала, засуетилась. И сей секунд явились запыхавшиеся генеральный директор и начальник штаба.

Государь приветливо им улыбнулся и сказал, что желает пройти по палатам.

Во второй палате он увидел того, ради кого пожаловал сюда. В углу, возле законопаченного на зиму окна, лежал на кровати ничком унтер-офицер Струменский, повернувшись к стене и свесив руки до полу, но государь сразу признал его по плешивой голове.

Видя, что император обратил внимание именно на этого больного, кто-то из больничных тут же подсказал:

— Это беглец из Семёновского полка. Наказан сегодня утром, но плох. Просил прислать священника для исповеди. Возможно, не протянет и месяца.

— А, — кивнул государь, одобряя полученное солдатом наказание, и прошёл дальше.

Вернувшись во дворец, Александр сказался нездоровым, опять закрылся у себя в кабинете и долго не показывался. Потом, ближе к ужину, послал за Фёдором Кузьмичом. Тот не замедлил явиться, хотя недоумевал, к чему понадобился государю в неурочное время.

Войдя в кабинет, Фёдор Кузьмич увидел царя за письменным столом. Работал государь много, поскольку тут же на столе лежала стопка уже исписанной бумаги.