Читать книгу "Гроза над Польшей - Андрей Максимушкин"

Ротному положено поднимать моральный дух людей, это входит в обязанности командира. Стоя с каменным выражением лица в рядах своего взвода, ефрейтор Киршбаум думал, что зря Хорст вчера напросился на смену с поста. Уж лучше было бы построить баню и выкопать колодец, чем носиться по окрестным лесам как в задницу укушенные. Для десятка крепких парней работа на один день, и дождь при наличии палаток не беда.

Нет, зря вчера спровоцировали Хорста на разговор со взводным. Напросились на баню. Сами виноваты. Поближе к кухне, подальше от начальства – первая и самая святая солдатская заповедь. Служба на посту куда лучше и полезнее для здоровья, чем беготня по лесам со штурмгевером наперевес. Ни один русский адмирал не стоит жизни защитника рейха.

Объясняя людям задачу, ротный сказал далеко не все, что знал, и умолчал о том, что думал. Гюнтер Бадински сообщил гауптману, что русская разведка настойчиво требует перевернуть кверху дном район Радома. По их данным, всех четверых пленных держат на одном из лесных хуторов или в хорошо замаскированном, неизвестном егерям лагере Армии Крайовой. Источник информации русские не разглашают. Если бы командир полка знал, то сам бы все рассказал своим офицерам, но информацию ему спустили сверху, напрямую из Берлина, строго дозированно и сугубо по делу.

Выслушав оберста и пообещав сделать со своей стороны все, что можно, Хорст Шеренберг решил, что русские коллеги ориентируются в генерал-губернаторстве куда лучше, чем печально знаменитые гестапо, полиция, фельджандармерия и антипартизанские егерские зондеркоманды. Почему?

Гауптман Шеренберг не первый день в армии, и с мерзостями родного национал-социалистического правительства знаком, в молодости чуть было не попался гестаповцам за связь с молодежным социалистическим движением. Привычка к вольнодумству и здоровый цинизм у него остались именно после знакомства с интересными особенностями немецкой оппозиции. Да еще благодаря интересу гестапо пришлось срочно бросать политех, вербоваться в армию, а затем идти в военное училище.

Подчиненным это знать не нужно, но оппозиция в Германии еще хуже официальной партийной баронщины, в НСДАП хоть не так подло подставляют, как у «борцов против авторитаризма и фашизма». И партийные подставы не приводят человека на скамью подсудимых, когда нужно выдать очередную партию «мучеников за дело справедливости».

Сейчас Хорст Шеренберг со свойственным ему практичным отношением к жизни планировал сделать финт ушами, отличиться в деле с политической окраской. Спасение высокопоставленного союзника это хороший толчок для военной карьеры. Попутное уничтожение нескольких банд повстанцев тоже будет характеризовать офицера с положительной стороны. Для беспартийного это шанс дослужиться до оберста как минимум.

Операция началась. Ротный еще раз прошелся с офицерами по карте, прикинул, как лучше действовать. Усиление гауптману Шеренбергу не дадут, это точно. Могут только его роту дать для усиления егерской команде, а это совсем другой расклад, вся слава достанется командиру егерей, а не пехотному офицеру. Перекрыть весь район одной ротой нереально, даже в книгах герра Курта Воннегута так не бывает. Остается работать точечными ударами, допрашивать местных, и пытаться застать повстанцев врасплох. Дело сложное, но при должном подходе у умного офицера все может получиться. А себя Шеренберг дураком не считал.

Плохо, когда командиру в голову бьет моча, плохо для солдата. Эту нехитрую мудрость ефрейтор Киршбаум ощутил на собственной заднице. Именно этой части солдатского тела пришлось пять часов подряд прыгать на жестком сиденье «ганомага». Утреннее построение плавно перешло в рейд по селам за Радомфлюс. Может быть, командование действовало в соответствии с планом, но для ефрейтора это все было бесцельным катанием по раскисшим после дождя дорогам. Грунтовки. Человеческий асфальт в генерал-губернаторстве бывает редко.

Очередная остановка. Командирская «пума» лихо тормозит у деревеньки в пять дворов. Два бронетранспортера проносятся по улице и высаживают десант. Напуганные шумом жители быстро разбегаются по дворам, прячутся и сидят тихо как мыши. Солдаты оцепляют селение, и начинается проверка. Надоевшая всем за этот день банальная процедура.

– Стоять! Кто живет в этом доме? – ефрейтору Киршбауму приходится с силой выдавливать из себя идиотские фразы. Надоело. Как будто нельзя просто спросить человеческим языком, без дубовых фраз?!

– Посторонние есть?

– Никак нет, пан солдат, – пожилой, седовласый, с изрезанным глубокими извилистыми морщинами лицом поляк стоит посреди комнаты. Из-за его спины выглядывают две напуганные клуши неопределенного возраста и с полдюжины разновозрастных детишек.

– Форст, проверь погреб. Миде, ты на чердак, – бросает ефрейтор.

Тут до него доходит одна странность. Киршбаум проходит мимо старика, пробегает взглядом по большой фотографии на стене. Так и есть: хозяин дома, жена, внуки и двое сыновей с женами. Молодые крепкие ребята с открытыми честными лицами и белозубыми улыбками. Оба на две головы выше отца и раза в два шире в плечах.

– Хорошее у тебя хозяйство, – замечает Киршбаум.

– Да, пан солдат, – поляк говорит по-немецки, но опять назвал ефрейтора паном. – Хозяйство есть, Дева Мария дает, вот и живем, от земли кормимся.

– Много земли?

– Много не бывает, бывает мало рук, – смеется поляк и с хитрым прищуром глядит на Рудольфа. – Дети работают. Бог дает.

– А где дети сейчас?

– Влад в город поехал, а Сташек в поле морковку и свеклу смотрит.

– С женами уехали?

– Обе молодухи с Владом. Нет, это Маженка в город поехала, а Влад и Лиза с ней.

– В город поехали, – неопределенно тянет Рудольф. Подозрительно это дело.

– Лекаря у нас нет, только в городе, вот и повезли в больницу рожать. Спокон веков такого не было. Всегда дома или в бане рожали, – рассуждает крестьянин. – Нет, совсем Польша сгинула, нет порядка, даже немцы порядок не могут навести. Когда это видано было, чтоб молодуха на сносях сама к врачу ездила? А если растрясет дорогой? Дороги-то у нас, служивый, сам знаешь какие.

– На чердаке чисто, в задних комнатах чисто, – появившийся в дверях Миде прерывает словоизлияния поляка.

– Пошли, – мотает головой ефрейтор.

Во дворе Киршбаум останавливается и посылает солдат проверить сараи и коровник. Что-то ему показалось подозрительным. Не так все. Не так должно быть. Поляк врет. А в чем врет – не понять.

– Идиоты! – доносится с улицы рев лейтенанта Тислера.

Солдаты, переглянувшись, резво выскакивают со двора. Рудольф при этом пропускает вперед Миде и Форста, еще раз оглядывается, обводит дом и двор пристальным взглядом, пытаясь запомнить каждую мелочь, и только затем идет на улицу.

– По машинам! – не унимается взводный. – Быстро! Быстро!

Приходится ускориться и поспешить к «ганомагу». Курт Вахтель уже сидит за рычагами, Ганс пристроился за пулеметом. Как только последний солдат запрыгивает в машину, Курт берет резкий старт, да так что колеса рвут грунт и забрасывают ближайший забор комьями грязи.