Читать книгу "Источник счастья. Misterium tremendum. Тайна, приводящая в трепет - Полина Дашкова"

– Да, получается весьма складно, – кивнул Петя, – я кое-чточитал о целительных свойствах голода, это, кажется, индийские йоги изобрели?

– Петя, голод никто не изобретал. Просто люди в разныхвеках, в разных странах слишком часто имели возможность изучить, как ондействует на организм. В большинстве случаев голод убивает, медленно имучительно, однако бывают исключения.

– Стало быть, вы утверждаете, что эликсир не применяли?

– Нет, Петя. Не применял.

– Никогда?

Михаил Владимирович тяжело вздохнул и взял папиросу.

– У нас какой-то беспредметный разговор. Я занимался опытамина досуге, ковырялся в крысиных мозгах. Иногда получались неожиданныерезультаты.

– Профессор, дорогой мой, – Петя чиркнул спичкой и дал емуприкурить, – эту песню я слышал много раз. Может, хватит валять дурака? Вы жеученый, исследователь. У вас руки чешутся, чтобы продолжить опыты.

– Я бы рад продолжить, но теперь у меня такой возможностинет. – Михаил Владимирович спокойно выдержал пристальный взгляд блестящихПетиных глаз. – Я, кажется, говорил вам. Ко мне подселили бравого комиссара,ему пришла охота пострелять крыс из своего револьвера. В результате лабораторияразгромлена, животные погибли, все склянки побиты, все до одной.

– Все до одной, – задумчиво повторил Петя, – я помню, выговорили. Это, кажется, было в июне.

– Да. Числа двадцатого.

– И препарата у вас не осталось. Ну а что же, в такомслучае, произошло вот с этим пожилым господином?

Заместитель наркома, как фокусник, извлек откуда-то изрукава несколько фотографий и веером разложил их на столе.

Спасительный старик был запечатлен в разных ракурсах, вразной одежде, с бородой и без бороды. В темной косоворотке, в мятом пиджаке ив картузе. В щегольской белой черкеске и папахе.

– Пищик Василий Кондратьевич, 1850 года рождения, донскойесаул, злейший враг советской власти, – тихо прокомментировал Петя, – надеюсь,вы не станете уверять меня, что впервые видите этого человека?

Снимки явно были сделаны до ранения. После возвращения стого света старик сильно изменился, и вряд ли теперь можно было узнать его.

– Конечно, стану. Я действительно впервые вижу этогочеловека.

– Все, довольно. – Петя резко поднялся, вытащил из карманаизящную золотую луковку часов. – Пора ехать. Товарищ Кудияров ждет. Следующуючасть беседы я вести не уполномочен.

* * *

Зюльт, 2007

Михаил Павлович Данилов поднялся по лестнице в свой кабинет,сел за компьютер. Мастер провозился с проклятым «Трояном» несколько часов. Всеэто время Данилов страшно нервничал из-за пожара. Герда не возвращалась. Мысльо том, что с Соней может случиться что-то плохое, не приходила ему в голову.Даже тень подобной мысли могла остановить его сердце.

Проводив компьютерного вирусолога, Михаил Павлович, вместотого чтобы сразу вернуться в кабинет, открыть почту и прочитать наконец ночноепослание от Агапкина, стал быстро одеваться. Он больше не мог сидеть дома. Нотут вернулась Герда вместе с Дитрихом и объяснила, что Соню допрашивают вполиции.

Собственно, так он и думал. Дотошность и занудство немецкихполицейских граничат с абсурдом. Больше всего Микки беспокоило, что Соня такдолго торчит там, в полиции, отвечает на глупые вопросы, подписывает бесконечныебумажки, вместо того чтобы прийти домой и нормально поесть. В глубине души онбыл даже рад, что сгорела лаборатория. Она отнимала у него внучку. Теперькакое-то время Соне придется сидеть дома. Они поговорят наконец спокойно, безспешки. Ему столько надо рассказать ей, а все нет времени. Конечно, жальподопытных животных. Вряд ли их удалось спасти. Для ученого это настоящая беда,когда погибают подопытные животные. Приходится все начинать сначала.

Самым первым воспоминанием Миши Данилова была героическаясмерть белого крыса Григория Третьего в июне восемнадцатого в Москве.Сумасшедший комиссар, которого подселили в профессорскую квартиру на ВторойТверской, расстрелял из револьвера лабораторию. Миша смутно помнил осколкистекла и тушки животных на полу, человека в полосатой тельняшке и голубыхкальсонах, совершенно лысого, с желтыми бешеными глазами, белокурую женщину вчем-то черно-красном и ее странный, захлебывающийся смех.

Впрочем, вряд ли это было его личное воспоминание. Мишетогда и года не исполнилось. Мама и дед столько раз рассказывали ему этуисторию, что сама собой в голове сложилась ясная картина.

Григория Третьего похоронили в шляпной коробке во дворе.Мало того, что белый крыс прожил почти три крысиных века, он еще умудрилсяспасти деда. Сумасшедший комиссар, перестреляв животных, направил дуло напрофессора. Крыс подскочил и вцепился комиссару в кальсоны. Пуля,предназначенная деду, убила зверька. Это была последняя пуля в барабане.

Миша знал совершенно точно, что во время похорон крысанаходился в комнате няни и ел манную кашу. Однако он ясно видел пустой грязныйдвор, деда с дворницкой лопатой, маму в старом гимназическом платье, со шляпнойкоробкой в руках.

Дед долго переживал гибель своих крыс, и прежде всегоГригория. Соня тоже будет переживать. Но ничего, начнет опыты сначала, иногдаэто бывает даже полезно.

Комбинация клавиш для входа в почту после перезагрузкикомпьютера изменилась. Михаилу Павловичу пришлось довольно долго возиться. Емуне терпелось прочитать послание от Агапкина. Там, безусловно, содержаласькакая-то важная информация.

«Надо было сразу посмотреть, при вирусологе, – раздраженнодумал Данилов, убирая одну за другой непрошенные рекламные заставки, – где жеСоня? Если она не вернется через пять минут, я пойду в эту чертову полицию,потребую, чтобы ее отпустили домой. Нет, я совершенно не волнуюсь, я спокоен,просто уже пора обедать».

Михаил Павлович прожил на свете девяносто лет. Он привыксуществовать под чужой личиной и скрывать свои чувства даже от самого себя. Онродился в Москве двадцать девятого октября 1917 года, то есть был ровесникомтого кошмара, который случился на его родине и продолжался более семидесятилет.

Он покинул Россию пятилетним ребенком, жил в Германии, вАнглии, во Франции, в Америке, потом опять в Германии, но только Россию любил исчитал своей родиной. Он был русский, но долго носил чужое немецкое имя Эрнст фонКрафт. Имя это одолжил ему профессор органической химии, преподавательмедицинского факультета Берлинского университета Райнхард фон Крафт, близкийдруг деда.

С восемнадцати лет Михаил Павлович работал на английскуювоенную разведку. Он ненавидел нацизм, но служил в СС. Он ненавидел коммунистови Сталина, но с тридцать восьмого года и всю войну, до сорок пятого,сотрудничал с советской военной разведкой.