Читать книгу "Том Джоу - Владимир Ильин"

Пытаюсь, пока он выглядит взрослым, составить хотя бы базовый словарь. Показываю на предметы рукой и передаю вопросительную эмоцию. Пришельцу первое время интересно, но вскоре он вновь возвращается в состояние младенца и на мои просьбы не реагирует. Проявляю упорство и спрашиваю обо всем, чего касается мальчишка. Наконец, я его достаю окончательно, и он подбирает из песка продолговатый окатыш, которым кидает в меня с совершенно не детской силой. В общем, прилетает мне в лоб неслабо. С определенной настороженностью ощупываю место попадания: вроде крови нет… Впрочем, в воображаемом мирке, наверное, можно не бояться случайной гибели, тут все во власти чужака. Окатыш лежит рядом, еле сдерживаюсь, чтобы не запустить его обратно. В итоге сижу, обиженно нахохлившись, и транслирую на всю поляну облик обиженного ребенка. Это действует; малец подходит ко мне и раздраженным голосом, в котором мелькают и виноватые нотки, заставляет взять в руки камешек и сильно его сжать. Над окатышем формируется облик сурового дяденьки в черном плаще. Прямо-таки Темный властелин, даже голос под стать — рокочущий и низкий, как истребитель на взлете. На практике все оказывается проще: какая-то технология обучения. Дяденька — местный электронный учитель, правда, вполне реалистично раздосадованный моим незнанием даже базовых фраз.

Процесс обучения я бы сравнил с инвентаризацией древнего, запущенного склада. Все ранее имеющиеся данные в голове отсортировывались, каждому образу в моем сознании «подцеплялось» звучание фразы нового языка. И было это очень, очень неприятно. С предметами — еще более-менее, но когда дело дошло до чувств, стало совсем тяжко. Приятные ощущения нивелировались болезненностью самого процесса обучения, а вот с неприятными все обстояло тяжелее. Я не предполагал, что может быть такое разнообразие болезненных ощущений. Боль в спине, колющая боль, ломота, холод, переломы, зубная боль — и все это последовательно, не торопясь вызывалось в сознании, дабы закрепить звучание термина. Сознание милосердно отключилось на первом же десятке «болевых» фраз.

По пробуждении еле хватило сил выдержать допрос Мэй. И куда пропала смущающаяся хрупкая девушка? Наш разговор можно было заменить термином «потрошение на информацию»; десятки перефразированных вопросов об одном и том же, ласковые слова вперемежку с угрозами — и ни малейшего сострадания к бедному мне! Лейта интересовало все, от планировки замка до цвета глаз родителей предтечи, а каждая моя фраза «не помню» вызывала у Мэй настоящую истерику. Бежать отсюда надо, благо корабль уже пришвартовался к ремдоку, а значит, срок аренды искина кончится через семь дней. Свой контракт я мог бы расторгнуть без огромных штрафов, но вот соглашение на аренду Ницше переплеталось такой вязью пунктов о неустойке, что проще переждать.

Заваливаюсь в свою каюту и вновь отрубаюсь. Просыпаюсь в отличном настроении, все тело переполнено энергией и бодростью, хочется бежать и прыгать. Слегка покалывает в шее, но это пустяки. Сверху на меня смотрит милое лицо лейта, улыбаюсь ей в ответ и тяну к ее волосам руку. Только сейчас замечаю, какие они у нее красивые. Интересно, что она делает в моей каюте? Понимание приходит, когда лейт перехватывает мою руку и прижимает к столь знакомой черной поверхности капсулы предтечи. И снова боль. На этот раз меня хватает гораздо дольше; связав данный факт с утренним самочувствием, понимаю, что не обошлось без изрядной дозы стимуляторов. Через субъективных двадцать часов сознание вновь гаснет. В этот раз я умудряюсь очнуться до прихода лейта, тело ломит от отката после стимуляторов. Опираясь о стену, пытаюсь бежать. Ноги сами ведут меня по знакомому маршруту в медотсек.

— Доктор, они хотят меня убить! — Вламываюсь к доктору.

Док встречает меня понимающей улыбкой и столь знакомым по прошлой встрече пневмошприцем. Опять темнота — и вновь пробуждение возле гроба предтечи.

На этот раз учитель, сжалившись, впихивает в меня саму механику языка — формы обращения в десятках видов времен — будущее, предшествующее будущее, продолженное будущее, а также симметричное им прошлое время, правила построения обращений и прочий каркас речи. Работа с мозгом крайне эффективна и позволяет сразу же использовать новоизученное, но мне от этого не легче, так как весь процесс неразрывно окутан болезненными ощущениями. Не рассчитана такая интенсивность на мозг человека. Или у них там одни садомазохисты в школах? Как же они без обучающих терминалов мучаются, бедняги…

Мне все чаще удается сбежать после «учебы», весь персонал корабля сильно занят на ремонтных работах, так что сторожить меня некому.

На корабле новое развлечение — найди сумасшедшего пилота. Полностью разочаровавшись в людской доброте, я прятался в системе вентиляции (и даже умудрился хорошенько поспать), прокрадывался к спасботам, прикидывался снятым скафом, прятался в искусственно устроенной нише и маскировался под дельфина на дне бассейна, но всех маневров хватало максимум на день-два. После чего — конвой до каюты лейтенанта Мэй, и вновь садист-учитель ломает мозги сложными временными формами и произношением. Уже неоднократно проклял я свою болтливость; вот что мне стоило промолчать?

Ситуация осложняется еще и тем, что моего искина отключили от управления кораблем; обнаружил я это, когда пытался активировать боевых дронов и захватить склад с продовольствием; проблемы нелегального положения — кушать хочется невероятно, а терминалы доставки мне отключили. Пару раз приходилось обнаруживать свои особо удачные лежбища, чтобы меня «поймали» и покормили.

Но всему приходит конец, и в один бесспорно прекраснейший день учитель удовлетворенно кивнул, выслушав мои ответы на импровизированные экзаменационные вопросы. Я знаю тарийский — я нереально крут! Подсаживаюсь к маленькому предтече и пытаюсь завязать разговор, все-таки не зря же приложено столько усилий. У меня куча вопросов, но, судя по кислому выражению лица и немалому такому булыжнику в руках парня, сейчас меня огреют очередным куском знаний вместо личной беседы. Запредельным прыжком разрываю дистанцию и со всех коротких ножек зигзагом несусь в сторону моря, вдруг промажет. Отличный проход срезается метким попаданием в ноги. Основательно проезжаюсь лицом по песку, при помощи любезной помощи учителя поднимаюсь на ноги, автоматически сжимаю в руках протянутый мне знакомый булыжник и уже потом понимаю, какую ошибку вновь совершил.

— Сегодня мы начинаем базовый курс знаний. — Лицо учителя щерится в ехидной ухмылке. Интересно, это реальная обучающая программа или отражение скудных преподавательских талантов малыша? И вообще, где тут кнопка «отменить»? Эти предтечи ничего не понимают в пользовательских интерфейсах.

В этот раз боли нет, но тело все равно отключается часов через сорок, в этот раз — для разнообразия — от истощения.

Реальность тоже не радует: дверь подпирают два десантника и нетолерантно относятся к моей попытке покинуть сей негостеприимный уголок. Попытка прорыва завершается больно и грустно. Зато оживает комм, все системы корабля вновь подключены, правда, всем вновь заправляет старый искин. Главное огорчение этого дня — корабль завершил ремонтные работы, и уже в космосе. На мое сообщение капитану в духе «остановитесь, я хочу сойти» мне передают картинку ближайшего пункта высадки — одинокого астероида метров тридцати диаметром… Не очень-то и хотелось, на самом деле. Тут хоть кормят.