Читать книгу "Не умирай в одиночку - Георгий Ланской"

– Ты только не психуй. Но, кажется, тебя увольняют. Андрей только что провел собеседование. На твое место метит какая-то соплячка, судя по всему подружка учредителя. Уж больно он с ней любезен.

Если бы я не сидела, то ноги у меня точно бы подкосились.

– Ты уверена?

– Уверена, я их разговор подслушала. Они введут ее в штат как твою помощницу, типа заместительницы, а потом, когда ты ее всему обучишь, тебя пинком под зад. Бреев только что был, они курили с Андреем около туалета, и я все слышала. Андрей сказал, что ты слишком борзая стала и много воли взяла. А этот урод его поддержал. Брееву же без разницы, кому вылизывать зад.

Я молчала. Чувства, которые меня переполняли, нельзя было описать: ярость, обида, желание немедленно влететь в кабинет к учредителю и учинить там разгром, страх остаться ни с чем… Однако преобладала все же злость и какое-то непонимание и разочарование, как будто копав в пустыне яму, наишачившись как сотня негритосов, вместо желаемого источника влаги на дне, натолкнуться на бурую жижу со зловонным запахом.

– Юль, ты меня слышишь? – обеспокоено сказала Анька в трубку.

– Слышу, – буркнула я.

– Ты там плачешь?

– Вот еще, – фыркнула я. – Тоже мне, повод для слез… Ладно, спасибо, что предупредила. Бреев полосу сдал?

– Не знаю, но кажется сдал, сейчас у Ромки спрошу… Да, сдал, как ни странно. Ты сейчас куда?

– Да насчет статьи заеду. Я ж теперь птичка вольная. В редакцию я сегодня уже больше не вернусь, передай Ленке и Ромке. А завтра заеду с утра за вещами. И пускай новый номер эта овца составляет.

– Не переживай, – попыталась успокоить меня Анька, но я не стала слушать и выключила телефон. Ситуация складывалась препоганая. Обидно было до слез. Ведь нашу газетенку я вытащила буквально из грязи. Когда я пришла туда, ее тираж был таким микроскопическим, что даже смеяться над ним не хотелось. За год работы я сумела подыскать и грамотных сотрудников, и изменить внешний дизайн издания, и, что немаловажно, привлечь огромное число рекламодателей. Тираж возрос, газету стали узнавать в лицо. Даже сейчас я, раздавленная свалившейся на меня бедой, ехала к рекламодателю, который обещал заплатить за мой труд…

Минуточку…

Ядовитая усмешка, исказившая мое лицо, отразилась в стекле, отделявшем кабину водителя от пассажирского салона. Какая же я честная, какая порядочная, аж плюнуть охота…

Не получит моя уже теперь бывшая редакция, эту статью. Беликов дает у нас рекламу в виде двух огромных модулей, и я буду не я, если мне не удастся убедить его, насколько малоэффективна реклама в этом издании. А это порядочная сумма. И пусть Андрей и Бреев, вкупе с новой редакторшей побегают, когда у них освободится целых шестьсот квадратных сантиметров рекламы.

Я решительно встала с пассажирского кресла и направилась к выходу, услужливо распахнувшему передо мной раздвижные двери. Ну, ребята, вы еще не знаете, кто такая Гюрза…

Хирург

В одном мультфильме я услышал очень мудрую фразочку…

Держаться нету больше сил…

Как раз про меня, про мое настоящее состояние.

Не было сил, не было желания сопротивляться соблазну. Только эта всепоглощающая страсть, эта мания, эта… эта…

Пламя жжет изнутри каждый день. Уже не утешает ее фото. И в объятиях жены ты уже не можешь представить себе, что ласкаешь и целуешь ее… Другую. Непокорную. Ядовитую.

Гюрзу…

Желание обладать ею, с ее роскошной копной черных, как смоль волос, с этими восточными миндалевидными глазами, с точеной фигуркой и ленивой, но такой опасной грацией томных, но таких рассчитанных балетных движений…

Она издевалась надо мной. В ее виртуальном дневнике появилась короткая видеозапись, где она валяется на каком-то ковре и ест виноград. Качество записи оставляло желать лучшего, но этого мне хватило, чтобы опозориться перед самим собой.

Перед лицом этой женщины я терялся как ребенок, да и мой организм реагировал соответственно. Только когда запись (ах, эта короткая двенадцатисекундная запись) закончилась, я перевел дыхание и обнаружил липкую и теплую мокроту с собственном белье. Позорище…

Двенадцать секунд, которые изменили жизнь…

Расскажи кому – не поверят. Если бы в этом коротком ролике она занималась сексом, или хотя бы просто была обнажена, мое состояние было бы вполне объяснимо. Но она просто лежала на спине, смотря вверх, в объектив того, кто имел такое счастье снимать ее, и ела ягоду за ягодой, улыбаясь соблазнительной, но какой-то недоброй улыбкой. На ней была черная кофточка с узкими бретельками, почти открывшая ее грудь и какая-то немыслимо-красная юбка. Это одеяние делало ее похожей на Кармен. Длинные черные волосы были разбросаны по ковру, и казалось, что они шевелятся, как локоны Медузы, столь же опасной, столь же прекрасной.

Держаться нету больше сил…

Она безжалостно отклоняла мои приглашения на свидание, даже не пытаясь скрыть свою грубость. Я был неинтересным собеседником для нее и ее друзей. Они не принимали меня в свой круг, за каким бы масками я ни прятался. Даже моя излюбленная личина мне не помогала. Одна из ее подруг сразу поняла, что тут дело нечисто и на весь чат объявила причины недовольства мной. Где-то я прокололся… Что-то было не так, неправильно. Но она была взрослой женщиной, а Гюрза, моя и только моя Гюрза была еще молода и по нашим, восточным поверьям, просто не имела права на какой-то ум…

Держаться нету больше сил…

После публикации этого ролика стало только хуже. Я тянулся к ней, словно притянутый магнитом. И, господи боже, ревновал. Кто поверит, что можно ревновать поток разноцветных букв и символов к такому же разноцветному потоку?

А оказалось можно.

Она, словно в насмешку, устроила показательный вирт с ее так называемым мужем Бахусом у всех на глазах, не стараясь как-то скрыться в приватной комнате. Надо отдать должное, что ни она, ни он не сказали ни одного грубого слова, не обозначили ни одного своего действия… Впрочем, Бахус только покряхтывал, а она старалась вовсю.

Ни одного лишнего слова. Намеки и многоточия. Кто бы мог подумать, что многоточия могут возбуждать гораздо сильнее самой изощренной порнографии?

Четыре дня я ходил, как в лихорадке, а потом понял, что должен ее увидеть. В конце концов, я знал ее имя, фамилию и профессию. Не так уж много в городе было печатных изданий, где могла работать девушка с именем Юлия Быстрова. И потом, я уже так поднаторел в поисках, что мог найти кого угодно, было бы желание. А оно было…

Я отпросился с работы, сказавшись больным. Мне и правда было нехорошо. Как-то лихорадило, потрясывало. Колени тряслись, даже скорее не тряслись, а ходили ходуном. Я сам себе напоминал марионетку, а мой кукловод безжалостно обрезал нитку за ниткой, заставляя биться в конвульсиях, но при этом исполнять прощальный танец. По дороге я купил пять нежно-розовых роз и торт. Подумав, я завернул в магазин и купил бутылку коньяка и бутылку шампанского. Я ведь совсем не знал ее вкусов. В конце концов, пятница, конец рабочей недели. Можно немного расслабиться.