Читать книгу "Список черных дел - Александра Авророва"

Нецветаев изумленно уставился на собственное изображение.

— Фантастика! Ваша знакомая… у нее какой объектив?

— Не знаю. А это важно?

— Просто не представляю, как она могла это снять. Век живи, век учись. А я-то всегда считал себя крайне осторожным человеком! И какие кадры! Прямо говорящие. Ну, надо же! Я-то думал, со стороны выглядит, будто мы встречаемся как бы мимоходом, а здесь на снимке словно словами написано «Важная тайная встреча». Я б взял эту Знаменскую к себе фотографом, честное слово. Подобные кадры в случае чего — просто готовые улики. Только откуда она узнала о… о наших с ним взаимоотношениях?

Я осторожно заметила:

— Она умная. Андрей — ее сосед по даче. А она старенькая, и самой заниматься дачей ей тяжело. Но Андрея же просто так помочь не попросишь! Вот она и решила сперва о нем разузнать. Он вышел из колонии, и она вправе была предположить, что у него могут быть порочащие его связи. Вот она и стала за ним наблюдать.

— С фотоаппаратом, — потрясенно прервал меня Павел Сергеевич. — И обнаружила крайне порочащую связь — меня. Грандиозно! Так вы говорите, она старенькая?

— Восемьдесят шесть. Но здоровье было отменное. А в глазах Чушки от Серого вы действительно порочащая связь. Я его видела, он очень неприятный. Да вот он!

И я указала на мордоворота с одного из снимков.

— Так, интересно. Значит, старушка обнаружила меня. Что дальше?

— Андрей начал помогать ей по даче. На машине возить, грядки полоть, — опуская логическую связку, продолжила я. — А потом ее убили. И Андрей настойчиво утверждал, что в день убийства был на даче. А сам не был.

— Почему вы так уверены?

— На даче шел дождь, а он говорил, что было ясно. Ну, я и подумала — а где ж он был?

Нецветаев задумчиво кивнул:

— Да, интересно. Какого, вы говорите, числа? Шестого? Этого месяца?

— Да.

— А во сколько?

— Около десяти вечера.

Он отрицательно покачал головой:

— Не годится. Он был со мной. В одиннадцать мы расстались у его дома. Никак невозможно.

— Я, в общем, так и подозревала, — вздохнула я.

— Да? — хмыкнул милиционер. — И почему, позвольте поинтересоваться, вы так и подозревали?

Я пожала плечами:

— Потому что мне показалось, что обмануть он хотел скорее не меня, а Чушку. А что скрывать от Чушки, если не вас? Но я хотела удостовериться.

— Вам это удалось. А скажите, у вашей старенькой знакомой… подозреваю, у нее имелись также другие… ммм… добровольные помощники? Разрешите-ка…

И он осторожно, но настойчиво вытащил у меня из рук заветную тетрадь.

Изучал он ее довольно долго. Потом поднял голову и заинтересованно спросил:

— И какой микрорайон?

Я ответила.

— Это не наш участок. Вам надо в местное отделение милиции.

— Я там была.

— С этими бумагами?

— Да.

— И что? — полюбопытствовал Павел Сергеевич.

Я спокойно поведала ему, что. Он постучал пальцами по столу, посвистел и выпил еще воды. Затем снова постучал пальцами и констатировал:

— Вполне логично. Кому охота делать лишнее? Только некоторым… которых, понимаете ли, работа любит.

— Я, видимо, из них, — призналась я.

— Очень приятно, — хмыкнул он. — Дурак дурака видит издалека. Итак, Надежда, самым перспективным выглядит некий «Сириус». Вы о нем что-нибудь знаете?

— Я теперь там работаю, — поведала я. — Временно. Специально устроилась.

Нецветаев закашлялся, хотел выпить еще воды, однако обнаружил, что графин пуст. С легким упреком посмотрев на меня, он напился прямо из-под крана, горько заметив:

— Гублю из-за вас свое здоровье.

Я предложила:

— Хотите, и я выпью? За компанию.

— Ну, еще не хватало. Нести ответственность за смерть молодой цветущей девушки — это для меня слишком. Итак, рассказывайте.

И тут я поняла, что расставила сама себе ловушку. Вернее, не совсем себе, но все-таки… Откровенно говоря, я пришла в милицию не только и не столько из-за алиби Андрея, сколько по другой причине. Перед милицией я посетила почту, где поинтересовалась, могу ли я по номеру абонентского ящика узнать фамилию адресата. Мне сообщили, что тайна сие великая есть и что именно из-за таких ревнивых жен, как я, несчастные мужчины вынуждены заводить абонентские ящики. Конечно, я сама во всем виновата. Следовало хорошенько продумать тактику, а потом лезть. Историю какую-нибудь сочинить. Только состояние мое было неподходящим для разумных поступков. Душа болела, вновь и вновь переживая вчерашний вечер, а остальное оставалось где-то на периферии сознания. Я продолжала расследование, но не увлеченно, как раньше, а словно сомнамбула. Сомнаблулы же не способны выбирать умнейшие пути.

Короче, на почте меня отшили. А вот милиционера отошьют вряд ли! Это вторая причина, приведшая меня в седьмое отделение. Похоже, мне, наконец, улыбнулась удача. Я встретила порядочного и заинтересованного человека. Однако этот человек — представитель закона, а мои сведения касаются вещей, за которые закон карает. А мне было жалко своих знакомых! Да, убийцу Софьи Александровны следовало найти и наказать, но вот остальных…

Посудите сами. Костик занимался торговыми аферами, Светлана Петровна о них знала. Как я могу рассказать о шантаже, утаив его причины? Итак, я должна выдать Светлану Петровну и Костика. Не хочу! Хочу, чтоб Костик прекратил махинации, но сажать его в тюрьму или лишать лицензии — не хочу, не хочу, не хочу! Тем более не хочу наказывать бедную Светлану Петровну. И Зинаиду Ивановну, честно говоря, тоже. Одно дело, если б ее вранье вскрылось сразу, а теперь она много лет живет себе в квартире, и вдруг — раз! — из-за меня ее лишится. И где будет жить — на улице? А больше всего не хочу говорить ничего об Олеге. И не скажу, хоть режьте! Только раз ничего не скажу, зачем явилась и морочу несчастному собеседнику голову?

Он изучал выражение моего лица с некоторым недоумением.

— Что-то не так? Я не вызываю у вас доверия? Вообще-то репутация у меня неплохая…

— В том-то и дело! — вырвалось у меня.

Нецветаев помрачнел:

— Вы что, натворили что-то незаконное?

— Нет, но… Я знаю о некоторых незаконных вещах. Или догадываюсь. Вот по этой тетрадке. Не убийства, а просто всякие… ну, махинации. А люди, которые их совершали, хорошие.

— Неужели? — съязвил Павел Сергеевич.

— Или почти хорошие. Они не сделали мне ничего плохого, а я возьму и их выдам. Их из-за меня посадят в тюрьму или еще что-нибудь. Я так не могу. Простите! Я пришла, не подумав, и зря вас затруднила.