Читать книгу "Поцелуй осени - Ольга Карпович"

На Арбате суетились художники, прикрывая полиэтиленовыми полотнищами выставленные картины. Из темной подворотни гремели аккорды расстроенной гитары и выводили что-то сиплые голоса. Лика быстро прошла по начинающей покрываться льдом брусчатке, свернула в нужный переулок. Во дворе, где она жила уже три года, было на удивление тихо — ни блестящих иномарок под переливающейся огнями вывеской казино, ни сплетничающих на скамейке бабок-соседок, которых до сих пор еще не удалось выжить из дома толстосумам, желающим переместиться ближе к центру. Даже дворовая кошка Маруся, вечно отправлявшаяся по ночам устраивать свою запутанную личную жизнь, на этот раз не попалась ей на пороге. Темнота и безмолвие.

Лика вошла в подъезд, споткнулась о ступеньку лестницы, чертыхнулась. Интересно знать, кто это с завидной регулярностью выкручивает в их доме лампочки? Древние бабки жаждут интимной обстановки или новые жильцы, солидные деловые люди, предпочитают прятаться в тени?

Она скорее почувствовала, чем услышала, какое-то смутное движение у стены. Мгновенное колебание воздуха, незнакомый запах чужого человека. В ту же секунду пробудился, казалось, забытый, угасший инстинкт, некогда выручавший на пустынной афганской земле — напряглось, сжалось в стальную пружину тело, лихорадочно заработал мозг, отыскивая варианты спасения. Сбить его с толку, запутать, поднять шум…

Лика молниеносно метнулась в сторону, заорала изо всех сил:

— Пожар! Пожар! Помогите!

Невидимый противник настиг ее в темноте, перехватил, обдавая запахом дешевого табака, зажал рукой рот. Она захрипела, отчаянно сопротивляясь, ощутила, как на шее цепкой хваткой сжимаются пальцы. В ушах зазвенело, в висках горячо застучала кровь. Она успела еще услышать, как заворочался замок в двери соседки бабы Риты, как заворчал недовольный старческий голос:

— Кто это у нас тут безобразит на ночь глядя?

А затем что-то тяжелое, холодное ударило в висок, и все стихло.

11

Все было так непросто, так муторно, так больно. Иногда, словно выныривая из адового кромешного сна, Лика приходила в себя и отчетливо понимала, где находится, но это понимание странным образом никак не влияло на ее сознание, никак не отражалось в казавшихся теперь бездонными кошачьих глазах. Никакая тень сомнения, упрека, сожаления не портили этого мраморного лица, обрамленного глухой марлевой медицинской повязкой. Только изредка забегавшие в ее реабилитационную палату врачи-интерны сокрушенно качали головами. Молодая, похожая на попавшего в беду эльфа, пациентка никак не желала выкарабкиваться. Вот уже пошел своими ногами Петька-сантехник, получивший тяжелое ножевое ранение в пьяной драке месяц назад. Никто и не надеялся на такой исход, а пропитой, исколотый капельницами и увенчанный прикрепленными к нему приборами Петька встал и пошел. «Воля к жизни», — судачили хирургические сестры. А эта несносная журналисточка лежит себе, от еды не отказывается, но почти всегда поднос ее не тронут, и, похоже, пора кормить ее внутривенно, дальше уже как пойдет.

Лике ежедневно кололи обезболивающие, но ее рассудок не мутился, не забирала ее в светлые грезы морфиновая круговерть, и в этом была ее беда. Журналистка Белова долгими днями лежала, лишь изредка проваливаясь в тяжкий сон-морок, уставившись в одну точку, а именно — в лазоревое небо за окном, как будто стараясь найти там ответы на мучающие ее вопросы.

У Лики неожиданно появилось много времени на размышления, но ее вовсе не беспокоила мысль о том, что при ее былом диагнозе получить черепно-мозговую травму средней тяжести — не самая лучшая перспектива. С неутешительными прогнозами она научена была смиряться с самого детства. Именно здесь, на больничной койке травматологического отделения института имени Склифосовского, Лика вдруг отчетливо поняла, что ей не для кого, да и вообще незачем больше жить. Все закончилось, оборвалось необыкновенно стремительно, но, наверное, так всегда и бывает. Так заканчивается любая, наполненная бессмысленными, в конечном счете никому не нужными, никому не приносящими пользы событиями, жизнь. Непутевая жизнь, как выразилась бы бабка Нинка. В самом деле, к чему все это было затеяно небесами — сам факт ее злополучного рождения, тяжелое детство, скорая потеря любимых людей? Ее постоянное стремление обмануть судьбу, доказать всем и вся, что она не хуже других, а, возможно, даже и лучше?

Она, девочка с многообещающим диагнозом, а затем девушка — военный журналист, теперь вот женщина, на любовь которой никто ни разу не ответил, никто не подал руки, никто не избавил от этих изводящих ее многие годы кошмаров. Зачем, зачем все это придумали небеса, и какие уроки она должна была усвоить в случае, если ее жизнь чему-то учила, постоянно наказывая и отбирая?

И те короткие моменты счастья, радости, когда она чувствовала себя по-настоящему живой, человеком, женщиной, отчего-то совсем не тянули ее за собой, возвращая к жизни, а всплывали в памяти какими-то блеклыми, скучными эпизодами… Для чего все это было — прекрасный принц Никита, бросивший ее одну в замерзшем поселке, друг юности Андрей, решивший подзагулять на забытой родине от беременной жены и с этой целью воспользовавшийся ее доверчивостью? Вся эта ее суета, бег белки в колесе — зачем? Кому это все было нужно? Определенно никому, и прежде всего ей. Она — лишняя, теперь к тому же отработанный материал. Самое время уйти. Исчезнуть. И даже не царственно и торжественно удалиться, поскольку ее и не хватится никто, а именно исчезнуть, будто ее и не существовало вовсе.

Лика все вглядывалась в зимнее небо, казавшееся ей теперь символом вселенского предательства, вот оно — поманило и бросило, вскружило в детстве голову самолетами, рассекающими его бесконечный простор, оставляющими за собой воздушные ребристые шлейфы… Все это теперь казалось пустой, набившей оскомину декорациией.

В палату незаметно вошла пожилая сердобольная медсестра и о чем-то участливо осведомилась. Лика не ответила, покорно прикрыла глаза. Медсестра сделала еще один обезболивающий укол и со вздохом притворила дверь палаты. Лика провалилась в забытье.

Снег все сыпался и сыпался с провисшего меж тонких голых ветвей ватного неба. Порывами набегал ветер, взметая снежную шелуху, бросая горстями в лицо, заставляя жмуриться и прикрывать глаза рукой. Ноги вязли в сугробах, и идти вперед не было никакой возможности. Но Лика знала, идти нужно. Сдаться, упасть в такой мягкий, такой манящий снег, свернуться клубком, уснуть — это смерть. Надо было во что бы то ни стало пробраться вперед, туда, где чернел на покосившихся деревянных ступенях мужской силуэт. Лика шагнула вперед, нога завязла в снегу, она потеряла равновесие и рухнула, едва успев выставить руки. Подняться не было сил, и Лика, пытаясь ползти, выплевывая изо рта кислый снег, отчаянно закричала, в надежде привлечь к себе внимание отвернувшегося мужчины:

— Андрей!

Поначалу она и сама удивилась имени, сорвавшемуся с ее губ. Разве это Андрей? Разве не Никита ждет ее на крыльце чужой дачи? Лица его не видно, да и общий облик невозможно разглядеть за укутывавшей все вокруг белой пеленой. Но уже через секунду она точно знала, чувствовала всей кожей — конечно, это Андрей, не может быть никто другой.