Читать книгу "Ужин со смертельным исходом - Джон Данн Макдональд"

Потом Уилма велела Хосе принести нам выпивку и сказала, чтобы мы присоединялись к остальным, когда освежимся. Я заказала экстрасухой мартини, а вот Полу непременно нужно было попросить этот проклятый бурбон, который ему так нравится. Тоже мне напиток. Даже звучит как-то несолидно. Ну ладно бы еще виски со льдом, с содовой или что-нибудь такое. Так нет же, бурбон с водой, бурбон с водой. У него начисто отсутствует вкус. У него начисто отсутствует чувство красивой жизни. Он провинциал.

Мало этого, после того как подали напитки, он еще попытался поучать меня, чтобы я не напилась, и посетовал насчет нашего предыдущего выезда в свет. Я знаю, когда я пьяная, а когда не пьяная. Ему просто не нравится, когда-то кому-то весело. Он — как большой школьный учитель. Дай ему волю, так все бы сидели в уголочке, а он бы читал лекции и выставлял отметки за письменные работы.

Я совершила ошибку, когда встала, потягивая свой напиток, в одних лифчике и трусиках. И конечно, он стал бросать на меня похотливые взгляды. Я сказала ему, чтобы он не безобразничал. Если честно, Пол начинает безобразничать в самый неподходящий момент. И никакой тебе прелюдии. Просто смотрит на тебя, а потом — бац. Прямо не сходя с места. Романтики в нем столько же, сколько в жабе, сидящей в траве. Я даже не стала дожидаться, когда он выйдет из нашей отдельной ванной, — ушла и присоединилась к остальным и, поверьте, испытала облегчение, оторвавшись от него на каких-нибудь несколько минут после того, как провела с ним весь этот чертов день. Уилма помогла Рэнди завести музыку, и это было прелестно. Если честно, я просто лежала на кушетке, а Хосе принес мне новую порцию выпивки. Я смотрела на синее озеро, слушала музыку, и это было все равно как в круизе или что-то вроде того. Просто прелесть. Приятные люди, приятный, цивилизованный разговор, и при этом кто-то тебе все подает. Джуди и Гилман Хайес пришли с причала, а через некоторое время приехал этот чудный Уоллас Дорн. Эх, вот бы Пол так же одевался и держал бы себя! По Уолласу сразу скажешь, что он джентльмен. А Пол может сойти за кого угодно. Он похож на сотню других мужчин на улице.

Вот такими мы были — друзья, просто выпивающие, беседующие и наслаждающиеся жизнью. Думаю, Пол попытался бы подпортить веселье, если бы кто-то дал ему хоть малейший шанс. Но, возможно, у него хватило ума держать язык за зубами и не пытаться загубить вечеринку, устроенную женщиной, которая все-таки его босс, как на это ни посмотри. Каждый видел, что Уилма хорошо проводит время. Она вся искрилась. У меня от одного ее вида делалось тепло на душе.

Я обрадовалась, когда, наконец, пришло время еды. Все уже было как в тумане, а когда я встала, оказалось, что ноги меня плохо слушаются. Но еда была так остро приправлена, что у меня слезы полились из глаз, а мне только того и надо было, чтобы призвать к порядку все эти мартини. После обеда я чувствовала себя просто замечательно. Легкой и слегка возбужденной. И все жалела, что рядом со мной Пол. Я совершенно не чувствовала себя провинциальной.

Гил Хайес переоделся в неяркие слаксы и белую рубашку. Концы рубашки он завязал спереди, над самым поясом брюк, и оставил ее расстегнутой. За счет белой рубашки он выглядел очень загорелым, а за счет того, что носил ее таким образом, плечи его казались шире, а бедра — уже. После обеда и бренди Гил Хайес пригласил меня на танец. Он нашел какие-то латиноамериканские записи.

Забавный он все-таки. И прекрасный танцор. Наверное, это похоже на танец с большим котом. Гил вообще не разговаривает, а ведет очень уверенно, так что следовать за ним легко, даже когда он выделывает очень замысловатые фигуры, которые вы раньше не делали. Свет в большом зале был какой-то приглушенный. Я понимала, что мы выглядим не совсем обычно, когда танцуем. И надеялась, что Пол время от времени на нас поглядывает. А уж сам-то он танцует! Наверное, это было здорово давным-давно, когда он учился в колледже, но теперь так старомодно! Он разве что не водит вашей рукой вверх-вниз и не отсчитывает вслух.

Танцевать с Гилом было просто волшебно. И эти его легкие прикосновения. От этого у меня все тело покалывало, даже появлялось такое чувство, что я не могу вдохнуть достаточно воздуха, и очень хотелось прижаться к нему достаточно тесно. Поначалу это просто возбуждало, заставляло чувствовать себя ужасно сексуальной, но, по мере того как это продолжалось и продолжалось, превратилось в какую-то пытку. Все равно как боль. Когда в танце Гил увлек меня на террасу, у меня было почти такое чувство, какое бывает перед обмороком. Мне хотелось, чтобы он увел меня в темноту, туда, где есть трава. Мне хотелось крикнуть на него. Все произошло бы как никогда быстро. А потом я поняла, что он делает все это нарочно. Поняла, что он истязает меня. Потому что он долго делал какие-то вещи и вдруг останавливался. Я не хотела, чтобы он знал, что мне трудно дышать, но я не могла этого остановить.

Мельком я видела, как Пол и Джуди пошли вниз, к причалу. И вторым планом у меня завертелась мысль — как такое возможно. Наверняка он навязал ей свое общество, чтобы потом, вернувшись в город, пойти на один из этих его дурацких ленчей и там небрежно бросить, что в этот уик-энд он очень мило поболтал с Джуди Джоной. Держу пари, Пол на нее нагонит тоску зеленую. Потому что о чем он может с ней разговаривать? Когда Пол пытается говорить о чем-нибудь помимо своей работы, он вдается в эти пространные и многозначительные рассуждения о жизни и разных там вещах и, по-моему, нередко сам не знает, что пытается сказать. Это такой выпендреж — вот, мол, какие он умные слова знает. Да что такой человек, как он, может знать о жизни? День-деньской торчит в этой конторе, а когда приходит домой, сидит как чучело и почитывает книжки. В нем нет ни жизни, ни веселья.

Когда запись кончилась, Гилман Хайес чуть попятился от меня, отвесил нелепый, шутовской поклон и сказал:

— Спокойной ночи. Я устал. Пойду спать.

Я готова была убить его прямо на месте. Оставить меня в таком состоянии! Я пожелала ему спокойной ночи, прошла перед самым его носом и отправилась в свою комнату. Чуть не забыла пожелать спокойной ночи Уилме.

Когда я пришла в комнату, мне хотелось вышагивать туда-сюда, как какой-то тигрице, и обкусать свои ногти до самой мякоти. Потом я сообразила, что скоро вернется Пол, поэтому быстро приготовилась ко сну и его приходу. Он вошел, и, слава богу, его не тянуло на разговор. Когда погас свет, я стала воображать разные вещи, хотя Уилма и говорила мне, что это детские игры. Вообразила, будто я одна в морском круизе и это — моя каюта. А днем я повстречалась с мужчиной, с виду совсем как Гил Хайес, только смуглым и с манерами как у этого чудесного Уолласа Дорна. И вот сейчас мы вместе, и ни в нем, ни во мне нет ничего провинциального.

Игра давалась мне с трудом, потому что я привыкла к Полу и к его повадкам. Но я напрягла воображение, и у меня стало получаться намного лучше, и тут случилось какое-то безумие. Когда под конец я вроде как потеряла контроль над своим воображением — правда, все равно уже началось сумасшествие, — у меня возникла нелепая идея, что со мной Уилма. По-моему, ничего глупее и быть не может.

Уже засыпая, я вдруг подумала, что Пол ни разу меня не поцеловал, но от усталости решила этому не удивляться. Пусть делает что хочет. Я нуждалась в нем, а он находился здесь, этого было достаточно. Пол меня совершенно не заводит. Уилма говорит, что у него обывательское мышление. Достаточно на него посмотреть, чтобы это понять.