Читать книгу "Дорогой дневник - Тори Ру"

остальном все нормально. Извините меня за загулы — это от дурости. Они больше не повторятся.

Я неприкрыто врала и мысленно умоляла маму мне не верить, но она, с облегчением вздохнув, заговорщицки подмигнула:

— Это не дурость, а юность… — Прикрыла за собой дверь и оставила меня одну.

Сегодня была репетиция ЕГЭ. Учителя в сотый раз объясняли правила оформления тестов и жутко психовали, а одноклассницы жрали валерьянку.

“Бегите, глупцы! Ведь это же самое страшное испытание в вашей никчемной жизни…” — хотелось выкрикнуть им в лицо.

Алька появилась в гимназии на следующий день после моей беседы с ее ненормальной мамочкой и с тех пор ходит заторможенная и тихая, сшибает углы и прячет глаза. За все эти дни я не слышала от нее ни слова. Может, Мамедова чувствует вину перед Багом, или же он доходчиво объяснил, что ей ничего не светит, вернулся к Маше и живет себе счастливо. Но это всего лишь мои больные фантазии — я ничего не знаю о нем.

С самого утра кружится голова — видимо, все дело в том, что я не ем. Не могу запихать в себя ни крошки.

Я бледна и похожа на смерть, патлы отросли, темные корни на два пальца вытеснили голубые пряди.

Быстро проставив варианты в тесте, я сдала бланк и уставилась в окно — в нем плыли все те же белые облака, но они уже ничего не сулили и никуда не манили…

“…Где ты?.. Как твои дела?.. — молоточком стучало в башке. — Нас с тобой укрывает одно и то же небо, и мне достаточно даже этого…”

Перед глазами, как наваждение, стояла картина: мальчик склоняется передо мной на колени и посреди шума и суеты торгового центра запросто завязывает мой развязавшийся шнурок. Мальчик, готовый ради меня на все…

Прости меня. Прости. Прости. Прости… Ведь я ко многому оказалась не готова».

***

18 апреля, вторник

«Гребаная весна все никак не придет, дружно тронувшееся вместе со льдом дерьмо снова завалило снегом.

Каркают вороны, лают собаки, шумят машины.

Я ничего не ем.

Забираю приготовленную мамой еду в свою комнату, перекладываю в пакетик и прячу в рюкзаке, чтобы утром выбросить в мусорку у школы…

Просиживаю уроки, еду домой и до возвращения родителей пластом лежу на кровати.

Это стало приятной рутиной, но сегодня я увидела его…

Уроки закончились, я брела по коридору, и от запаха школьной столовки сводило скулы, а к горлу подступала тошнота… Я всей душой рвалась в свою тесную пыльную комнату, чтобы там, в четырех гулких стенах, опять предаться неизвестно чему, но кто-то, кажется, Надя, настороженно меня окликнул:

— Элин? Ты в норме?

Странно. Раньше Зверева старательно делала вид, что не помнит моего имени.

Я криво улыбнулась и прошла мимо, забрала в гардеробе парку и на ходу набросила на плечи, но на выходе застыла как вкопанная.

Я увидела его глаза. Глаза, которые никогда не смогу забыть.

Он стоял у ступенек школьного крыльца — нараспашку, забив на собачий холод.

Ему было плохо — я чувствовала, но лицо транслировало привычную беззаботность.

Я споткнулась и по инерции пролетела еще пару ступенек, но, судорожно вцепившись в перила, все же сумела сохранить равновесие.

Мне нельзя его видеть…

Резко развернувшись и растолкав столпившихся в дверях малолеток, я побежала обратно. Ноги несли меня к подсобкам, вырывавшиеся из легких всхлипы заглушали все другие звуки.

Но кто-то вдруг крепко схватил меня за талию, и сердце чуть не взорвалось. Даже не оглядываясь, я узнала его руки.

— Эльф! Что происходит? — тяжело вдыхая и шумно выдыхая, прохрипел он.

“Раз-два-три-четыре-пять… — отсчитала я про себя, пытаясь успокоиться. — Поступи правильно, Элина. Ты же все прекрасно понимаешь…”

…Анна Павловна, Маша, отец Бага, чертов карабин, детская кроватка, мои счастливые родители — все смешалось в памяти и осело пылью, а в мозгах воцарилась прохладная пустота.

Я выпуталась из его рук, смело вздернула подбородок и обернулась:

— Хватит, Баг. Больше ничего не происходит.

Я старалась выдержать его взгляд — взгляд нереального оттенка моря, но он пробирался под кожу, разламывал ребра, выворачивал наизнанку внутренности и проникал в мои сердце, душу и мысли.

— Эльф, мы же поклялись никогда не бросать друг друга! — умолял Баг.

— И что? Я много чего могу наобещать, а потом забыть. — Я спокойно, без всяких эмоций смотрела на него, но в груди разверзался ад.

— Но ведь ты меня любишь! — Он что-то отчаянно выискивал в моих глазах, но я оставалась равнодушной.

— Я никогда не говорила тебе этого, Баг. Знаешь почему? Потому что не люблю врать.

Баг побледнел и замер, и я словила паническую атаку. Но несколько секунд спустя его лицо расслабилось, а он вдруг превратился в беззаботного светлого мальчишку. Или поехавшего психа, которому уже все равно.

Он пошел на меня, я попятилась и оказалась в тупике. Он уперся ладонями в стену позади моего затылка, долго и завороженно рассматривал меня спокойным бездонным взглядом, и я начала терять контроль.

“Сейчас он убьет меня, — пронеслось в голове. — Или поцелует, обнимет и простит за все, что я только что нагородила. И я не смогу оторваться от него. И навлеку на него и на своих близких огромные проблемы. Я — искалеченное худое существо без совести и морали, которое думает только о себе, черная дыра, поглощающая счастье других. Он достоин лучшего. Он достоин…”

Я зажмурилась и прошипела:

— Баг. Убери руки.

— Нет.

— Все закончилось, Баг, хватит.

— Я не верю.

— Баг!

— Я не верю!

— Я не хочу быть с тобой.

— Эльф, я не верю.

— Ты постоянно внушаешь мне, что умрешь без меня, не даешь шагу ступить, не даешь мне свободно дышать, не даешь жить. Ты ненормальный, Баг. У тебя куча проблем — для начала разберись с ними! Ты просто меня достал!!! — Я уперлась кулаками в его грудь и изо всех сил оттолкнула. Вырвала его из себя с мясом. С кровью. С корнями.

Баг отшатнулся.

Пробуксовав подошвами по старому линолеуму, я пулей выбежала из коридора, из школы, из прошлого, из будущего…»

А сейчас, сидя в комнате в свете настольной лампы, вновь покрываю ногу сеткой неглубоких царапин и приговариваю:

— Прости меня, Баг. Но теперь я не твое будущее. Мне ни к чему себя беречь…

***

19 апреля, среда, 19.00

Мама с папой уверены, что мое подавленное состояние связано с их взбучкой и последовавшим за ней домашним арестом.

С течением времени взгляды их становились все более виноватыми, и сегодня дело