Читать книгу "Дела любви. Том II - Серен Кьеркегор"

– это не реальность. Никто, никто не может так хорошо превратиться в “ничто”, как мертвый, потому что он и есть “ничто". Поэтому здесь не может быть и речи о какой-либо ошибке в наблюдении; здесь проявляется живой, здесь он предстает таким, какой он есть на самом деле; ибо умерший человек, да, он деликатный человек, он полностью отстранился; он не оказывает ни малейшего влияния, ни мешает, ни помогает тому живому, который связан с ним. Умерший человек – не реальный объект, он лишь повод, постоянно показывающий, что находится в живом человеке, связанном с ним, или помогающий раскрыть, что представляет собой живой человек, не связанный с ним.

Ибо и у нас есть обязанности по отношению к умершим. Если мы должны любить людей, которых видим, то и тех, которых мы видели, но больше не видим, потому что смерть забрала их у нас. Мы не должны тревожить умерших своими cтенаниями и причитаниями; мы должны вести себя с ними так, как мы ведем себя со спящим, которого у нас не хватает духа разбудить в надежде, что он скоро проснется сам. «Меньше плачь над умершим, потому что он успокоился», – говорит Сирах; и я не знаю лучшего способа выразить истинное воспоминание, чем этим тихим плачем, который не начинает рыдать сразу – и вскоре прекращается. Нет, надо вспоминать умерших плача тихо, но плача долго. Как долго, нельзя определить заранее, так как никто в воспоминании точно не знает, как долго он будет разделен у умершим. Но тот, кто с любовью вспоминает умерших, может использовать слова из псалма Давида о воспоминании, в его "Если я забуду тебя, забудь меня, десница моя; прилипни язык мой к гортани моей, если не буду помнить тебя, если не поставлю тебя во главе веселия моего". Пусть он только помнит, что задача не в том, чтобы сказать это сразу же в первый день, а в том, чтобы оставаться верным себе и умершим в этом настроении, даже если об этом умалчивают, что обычно предпочитают как ради определенных соображений приличия, так и ради безопасности.

Это задача; и не обязательно нужно много повидать в жизни, чтобы увидеть достаточно, чтобы убедиться в том, что нужно подчеркнуть, что в воспоминании умерших есть задача, обязанность, которую нужно выполнить: безответственность невменяемость??? перенапряженных человеческих чувств сама по себе никогда не будет больше, чем в этих отношениях. И тем не менее ни это чувство, ни его бурное выражение из-за этого не являются ложными, то есть человек имеет ввиду то, что он говорит, он имеет ввиду это в тот момент, когда он это произносит; но он удовлетворяет себя и

свою необузданную чувственную страсть, используя выражения, которые связывают его особым образом; то есть, редко найдется человек, который своими последующими высказываниями не превращает свои первые высказывания, хотя когда-то они были истинными, в ложные.

О, мы так часто говорим, какой бы совершенно иной взгляд был у нас на человеческую жизнь, если бы все, что скрывает жизнь, стало явным, если бы смерть раскрыла то, что она знает о живых: какой ужасный вклад в познание человека, который уж точно не способствует любви в человеку! Тогда среди дел любви давайте не забывать и это, не забывать учитывать

ДЕЛА ЛЮБВИ В ВОСПОМИНАНИИ УМЕРШИХ.

Дела любви в воспоминании умерших – это дела самой бескорыстной любви.

Если мы хотим убедиться, что любовь совершенно бескорыстна, мы должны исключить всякую возможность воздаяния. Но именно это и происходит по отношению к умершим. Если несмотря на это, любовь сохраняется, тогда она поистине бескорыстна.

Воздаяние в любви может быть самым разным. Это можно сделать просто делом выгоды и прибыли; это, безусловно, весьма распространенная практика, эта "языческая" "любовь к тем, кто может воздать". Воздаяние в этом значении несколько отличается от самой любви, оно неоднородное ей. Но есть и воздаяние, однородное любви: ответная любовь. И в подавляющем большинстве людей все еще так много хорошего, что они, как правило, считают это воздаяние благодарности, рассудительности, самоотречения, короче говоря, воздаяние ответной любви самым важным, даже если в другом смысле они, возможно, не признали бы это воздаянием; поэтому они сочли бы, что нельзя назвать любовь корыстной из-за стремления к этому воздаянию – но умершие ни в коем смысле не отвечают воздаянием.

В этом есть сходство между воспоминанием с любовью об умершем человеке и любовью родителей к детям. Родители любят детей еще до их появления на свет и задолго до того, как они осознают себя, то есть как не-существующих. Но умерший также не существующий; и это два величайших благодеяния: дать человеку жизнь и помнить умершего; однако в первом есть взаимность любви, воздаяние. Если бы у родителей вообще не было никакой надежды, совсем никакой перспективы когда-нибудь получить от своих детей радость и награду за их любовь – все же, несомненно, нашлось бы много отцов и матерей, которые всегда с любовью делали бы все для своих детей. О, но также несомненно, что было бы много отцов и матерей, чья любовь охладела бы. Мы не собираемся тем самым сразу же объявлять такого отца или мать слишком нелюбящими – нет, но все же любовь в них настолько слаба, а эгоизм – настолько силен, что понадобилась бы эта радостная надежда, эта обнадеживающая перспектива. И с этой надеждой и этой перспективой все было бы хорошо. Родители могут сказать друг другу: «Конечно, у нашего маленького ребенка впереди много лет жизни; но все эти годы мы будем наслаждаться им, и мы надеемся, что он когда-нибудь вознаградит нашу любовь, если он ничего другого не сделает, то в вознаграждение за нашу любовь сделает нас счастливыми на старости лет".

Умершие, напротив, не отвечают воздаянием. Тот, кто с любовью вспоминает, также может сказать: “У меня впереди долгая жизнь, посвященная воспоминаниям, но перспектива в первый и последний момент одна и та же; в определенном смысле нет никаких препятствий для этой перспективы, потому что перспективы нет вообще”. О, это в определенном смысле так безнадежно, такая неблагодарное дело в том смысле, в котором говорит об этом земледелец, такое удручающее занятие – вспоминать умерших! Ибо умерший не расцветает и не растет, как ребенок перед лицом будущего: умерший только все больше и больше погружается в определенное разложение. Умерший не радует воспоминание так, как ребенок радует мать; не радует его, как ребенок, когда на вопрос, кого он любит больше всех, отвечает: "Маму". Умерший никого не любит больше всех, кажется,