Читать книгу "Малая Глуша - Мария Галина"

– Вы так думаете? – устало спросила она.

* * *

– А я с одним художником познакомилась, – похвасталась Розка.

Ей очень хотелось поднять себя в глазах Васи.

Они шли по бульвару, начал накрапывать дождик, и Розка очень надеялась, что Вася будет держать над ней зонтик. Но Вася только поднял капюшон штормовки, и Розке приходилось держать зонтик самой. Жалко. Если бы Розка прошла мимо тети Шуры с Васей, а он держал над ней зонтик, ее, Розкин, статус в глазах тети Шуры, а значит, и остального двора, резко вырос бы.

– Да ну? – равнодушно сказал Вася. – Это не тот, который пишет обнаженку, а потом на базаре продает? Он тебе позировать не предлагал?

– Вася, ну что ты, – надулась Розка, которой художник предлагал позировать, и как раз обнаженной, и Розка полагала это за большую его, художника, продвинутость и нонконформизм.

– Он сказал, что у меня боттичеллиевский тип, – не сдавалась она.

– Ну да, тот самый. Ты на Приморском с ним познакомилась, зуб даю. Он, наверное, подошел к тебе и сказал: «Девушка, я давно за вами наблюдаю, у вас боттичеллиевский тип, не хотите ли позировать для искусства?» А если бы ты потолще была, он бы сказал, что у тебя рубенсовский тип. Ты вообще что ешь? На диете, наверное, сидишь?

– Вася, – удивилась Розка, – вы все что, с ума сошли? И Петрищенко вот спрашивала.

– Нет, это я так… Ты, Розалия, лучше бы, чем самоутверждаться таким пошлым образом, Леви-Стросса переводила. Почему не вижу результатов?

– Там терминология, Вася, – призналась Розка. – Сложно.

– Конечно, – сурово согласился Вася, – это тебе не «Анжелика».

– Я прочту, – заторопилась Розка, – я правда прочту. А ты сейчас куда?

– Нам работать еще, – неохотно сказал Вася. – Со Стефаном Михайловичем.

– А я?

– А ты, Розалия, иди домой и не морочь мне голову. И сиди там, не высовывайся, бога ради.

– Я передумала, – сказала Розка и остановилась.

Вася тоже остановился, недоуменно глядя на нее.

– В каком это смысле?

– А в таком. Почему это я должна все выходные дома сидеть? Ты мне кто вообще такой, чтобы указывать? У меня, может, планы на выходные. Я, может, тоже человек.

– Розалия, тебя какая муха укусила? – удивился Вася.

– Вот, опять. Вы же со мной как с полной идиоткой, – глаза ее опять наполнились слезами, – Розалия, не твое дело, Розалия, что ты ешь? Петрищенко эта все время мне гадости говорит. Почему я должна слушаться? Я, когда сюда устраивалась… Я вам не рабыня, ясно? Мне выходные по закону положены.

– Ты что, совсем дура? Тебе нельзя вечером выходить. За тобой следят, ясно тебе?

– Кто? – спросила Розка и взмахнула зонтиком.

– Ну…

– Вот видишь? Ты даже говорить не хочешь! А я в кино собиралась. – Розка опять потрясла зонтиком, с краев сорвались капли воды и полетели Васе в лицо. – Я вам не нанималась… сидеть все выходные сиднем с Леви-Строссом вонючим.

– Ну, положим, он не вонючий, – сказал Вася устало, – это очень хороший Леви-Стросс, и мне он нужен для работы… ну, ладно. Хочешь завтра гулять? Гуляй. Только со мной. Идет?

– Правда? – обрадовалась Розка.

– Правда. Я за тобой зайду, и пойдем гулять. Если погода будет хорошая, конечно. А без меня нельзя. Обещаешь?

– Ну…

– Нет, Розалия, вот «ну» не пойдет. Либо твердое «да», либо твердое «нет».

– Ну да, – сказала Розка, которая из принципа не хотела уступать вот так, сразу.

– Тогда мы сделаем вот как… Я за тобой зайду, с утра, пройдем судно, у меня завтра еще судно по плану. Заодно и потренируешься. А потом пойдем гулять, ага? Устроим себе выходной. Настоящий.

– Точно?

– А чего нам! – сказал Вася и беспечно махнул рукой. – Мы с тобой молотки, железные ребята! Имеем право на заслуженный отдых. Только без меня никуда. Договорились?

– Договорились, – вздохнула Розка, – А куда мы пойдем?

– Мы, Розалия, решим на месте, идет?

– Идет, – неуверенно сказала Розка.

* * *

Она осторожно вдохнула и выдохнула. В груди по-прежнему сидела игла.

Он же ее вынул, подумала она. Вынул и сломал.

Нет, все-таки легче дышать. Или кажется?

Катюша, вот же тварь! Не успокоится, пока ее не изведет, и ведь никакой управы нет. В профком, что ли, жаловаться? Что подчиненная Каганец Е.В. в злонамеренных целях подложила своей непосредственной начальнице, Петрищенко Е.С., к. м.н., беспартийной, предмет швейного дела, а именно иглу ржавую, б. у., под порожек кабинета? И кого из них, интересно, уберут первой?

Можно, конечно, пожаловаться Лещинскому. Он за то время, что в Пароходстве сидит, и не такое видел. Так, мол, и так, эта сука меня подсиживает. Пользуясь нашими профессиональными методами в сугубо личных целях. Только понятно, что он скажет. Ты, Елена Сергеевна, он скажет, потерпи. У вас сейчас аврал. А ты счеты сводишь. Вот закроете дело, тогда поговорим. А кстати, где гарантия, что и ему Катюша время от времени не оказывает услуги. Мелкие. Так что некому пожаловаться. Васе? Смешно.

Если бы за вендиго взялась Катюша, интересно, у нее бы получилось? Тогда бы ей все – и почет, и, возможно, даже, скорее всего, ее, Петрищенко, нынешнее место и должность. Тогда почему она даже и не пробует? Боится? Знает, с кем придется работать, и потому боится? Или ждет, пока они все не окажутся в полном дерьме? И вот тогда-то…

А тут еще Лялька…

Лялька стояла в дверях кухни и что-то жевала. Наверное, опять перестала голодать.

– Ты у меня ничего не брала, мама?

– Где? – невинно спросила Петрищенко.

– Ну… у меня. Сколько раз я говорила, не трогай ничего в моей комнате.

– А ты не разводи срач. Сама убирай, тогда ничего трогать не буду. Войти же невозможно.

– Нечего входить, когда не просят.

– Ну, так предупреждать надо, когда уходишь. Я же волновалась.

– Я и предупредила. Я позвонила. Так ничего не брала?

Глаза она тем не менее отводила, и вызывающий вид был больше для куражу.

Петрищенко из-за книг, стоявших рядком на «Сваляве», извлекла пачку фотографий и бросила их на столик. Фотографии рассыпались веером, и теперь уже Петрищенко отвела глаза.

– Ты вот это ищешь?

– Да, – сказала Лялька с вызовом. – И нечего у меня по вещам шарить.

– Я хотела постель тебе перестелить, они под подушкой были. Что это такое, может, объяснишь?

– Не твое дело, – набычилась Лялька, – это моя личная жизнь. А ты занимайся своей. Ты просто завидуешь, что у меня хоть кто-то есть, вот и лезешь.