Читать книгу "Круг перемен - Ирина Анатольевна Богданова"

Единственное, что я хотела бы знать: кто была та девушка с фотокамерой и деньгами? Она ведь даже не назвала своего имени, только сказала, что Олег, виновник наезда, погиб.

— Ну что ж, попробую выполнить твоё желание, — сказал Максим, когда они медленным шагом дошли до подъезда. — И ещё: надеюсь, в следующий раз ты не откажешься от встречи с Понтусом? А то он будет очень огорчён.

— Хорошо, но пусть Понтус предварительно позвонит.

Максим засмеялся:

— Обязательно позвонит, не сомневайся. Маме привет!

Максим не стал рассказывать, как мама, жеманясь и охая, выложила ему информацию о том, где Анфиса гуляет, и о том, что у дочки нет кавалеров. И то, что её саму побил муж и она теперь будет жить тут, где спокойнее да и сытнее, — Анфису она вырастила не жадиной и теперь имеет полное право пожить за её счёт в своё удовольствие.

* * *

В доме пахло пирогами. Запах проникал в спальню и щекотал ноздри, прибавляя сну тёплую и уютную сладость детства. Максим повернулся и уставился на дощатый потолок с одной лампочкой под вязаным абажуром. Через наполовину задёрнутые гардины в спальню проник солнечный луч и робко расположился на циферблате настенных часов, словно подгоняя стрелки вперёд. Так сладко ему спалось только на даче под Вырицей, около реки Оредеж с хрустальной чёрно-синей водой.

Уловив движение, в комнату ворвался Понтус и опёрся передними лапами в край кровати.

— Сгинь, образина, дай хоть в выходной поспать, — сквозь зубы простонал Максим.

В городе особо не поспишь: то телефон звонит, то в голове крутятся списки насущных дел, которые надо было выполнить ещё вчера, то мозг выталкивает на поверхность новые версии текущих расследований, и тогда, чтобы не заспать идею, Максим хватал карандаш и корябал в блокноте пару слов для памяти. А тут, на даче, приволье и тишина. Хотя тишина относительная.

Максим прислушался к шагам мамы на кухне, и по тому, с какой скоростью Понтус рванул на веранду, понял, что пирожки мама понесла туда, на накрытый стол с пузатым электрическим самоваром.

Он лениво спустил ноги с кровати, нащупал тапки и накинул шёлковый халат с драконами, подаренный мамой. В халате он чувствовал себя переодетым клоуном, но маму обижать не хотелось — она так радовалась, что обновка пришлась ему впору.

«Анфису бы сюда, продышаться на свежий воздух. Мы бы на Ордеж искупаться сбегали, она бы кувшинки сфотографировала», — подумалось с ощущением будущей радости. Кувшинки на реке действительно распустились какие-то необыкновенные — жёлтые, крупные, как речные звёзды.

— Максик, иди завтракать, пока пироги не остыли. С капустой, твои любимые!

— Иду, мам.

Он крепко потянулся, едва не разорвав в плечах швы на халате. Папа уже сидел за столом и тайком прикармливал Понтуса, окопавшегося у его ног. Мама разливала чай. Идиллия! Максим остановился в дверях и подумал, что самая прекрасная картина, какую можно увидеть, — это мама и папа за чайным столом. Живые, здоровые и любимые. Правда, для полноты сюжета не хватало одного человека.

— Мам, пап, как вы смотрите, если я на следующие выходные приглашу к нам одну девушку?

Он мог бы и не спрашивать, но в их семье было заведено советоваться друг с другом.

Мама поставила заварочный чайник:

— Конечно, приглашай. Только предупреди, что у нас тут по-простому, со щитовым домиком и туалетом на улице, а то будет как в прошлый раз с этой, как её, Машей, которая ожидала загородного поместья.

Маша, героиня бурного, но экстремально короткого романа, была эффектной шатенкой с необыкновенными глазами и нежным цветом лица. Она работала переводчицей с норвежского языка в Бюро переводов и мечтала уехать жить за границу.

— Как Маша больше никого не будет, обещаю, — сказал Максим. — Кстати, родители: оказалось, что поместье у нас тоже есть, вернее, руины от поместья господ Беловодовых. После завтрака покажу фотографии и доложу обо всём обстоятельно. И ещё у нас есть фамильная икона «Августовская».

— Красивая? — внезапно спросил папа. Оглянувшись на маму, он быстро кинул Понтусу очередную булочку и уткнул нос в чашку с чаем.

— Ты о чём? — не понял Максим. — Об иконе или о поместье?

— О девушке, конечно.

Мама картинно вздохнула и закатила глаза.

— Ох уж эти мужчины.

— Красивая? Даже не знаю. — Максим потёр щёку, мысленно отметив, что забыл побриться. — Анфиса очень храбрая и независимая. Представляете, она промышленный фотограф и мастер спорта по лёгкой атлетике. Была мастер, пока её не сбил на машине один подонок. Сбил и уехал. А она выжила, не сдалась, не сломалась, начала всё заново. А как она фотографирует! Буквально фантастика!

Наверное, он немного перехлестнул с восторгами, потому что мама с папой понимающе переглянулись, как заговорщики.

Максиму стало смешно и хорошо, как обычно случается, когда в семье лад и все понимают друг друга даже без слов и не надо притворяться или скрытничать.

— Ну тогда я испеку пирог, — подвела итог мама. — С чем твоя девушка любит — с малиной или с черникой?

— Не знаю. — Максим немного подумал. — Наверное, лучше с малиной, а то в чернике мы перепачкаемся.

— С черникой веселее, — возразил папа, — пеки с черникой, заодно проверим девушку на прочность.

* * *

Из окна интерната для инвалидов хорошо просматривалась улица с узким домом, похожим на кирпичный пенал. Дом шёл на расселение, и целый год бывший следователь Иван Васильевич Задорожный наблюдал, как в доме одно за другим гасли окна, превращая его в пугающее безлюдное здание с прицелом на будущее место преступления. По вечерам в распахнутые двери подъездов проскальзывали одинокие фигуры бомжей, и тогда кое-где появлялись вспышки долгоиграющих садовых светильников — бомж нынче пошёл технически укомплектованный, с мобильным интернетом и прочими радостями современной цивилизации.

Наблюдение за домом было единственным доступным развлечением, потому что от мелькания в телевизоре размалёванных женщин с силиконовыми губами и здоровых мужиков хотелось или криком кричать, или повеситься. Хотя повеситься бы не получилось из-за плохой координации рук, а парализованные ноги и вовсе болтались ненужными довесками к туловищу. Вот так и живёшь, считаешь себя удачливым везунчиком, а потом бац! Удар, белая вспышка в глазах и захлёбывающаяся в рыданиях дамочка на каблуках: «Я не хотела! Я первый день за рулём!»

Задорожный не задавал себе вопроса «за что?», точно зная на него ответ. Он понял это тогда, когда машина «Скорой помощи» подрулила к приёмному покою и лифт поднял каталку в то самое отделение травматологии, куда он ходил улаживать дело по наезду на потерпевшую Анфису Низовую семнадцати лет, незамужнюю и несудимую.