Читать книгу "Политические режимы и трансформации: Россия в сравнительной перспективе - Григорий Васильевич Голосов"

стратегию для своей партии, гоминьдана, выработал когда-то Сунь Ятсен, основоположник националистического режима, существовавшего в Китае в 1920—1940-х годах. Сунь Ятсен считал однопартийную систему временной мерой, необходимой на период борьбы за независимость и национальное единство Китая. После достижения этих целей должен был состояться переход к демократии.

На закате гоминьдановского режима, во второй половине 1940-х годов, он действительно пошел на очень ограниченную либерализацию. Потом гоминьдан потерпел поражение в гражданской войне и уступил власть коммунистам, а поскольку условие о достижении национального единства так и не было выполнено, мы никогда не узнаем, насколько далеко зашла бы демократизация в Китае при сохранении националистов у власти. Факт состоит в том, что этот режим оставался партийным, и при этом его персоналистская составляющая под руководством Чан Кайши не сокращалась, а довольно заметно возросла с течением времени.

Начиная с 1949 года власть в Китае бессменно принадлежит Коммунистической партии, то есть ее руководящим органам. Фактическим лидером КНР является, стало быть, человек, занимающий пост генерального секретаря ЦК КПК и по должности возглавляющий основные ее коллегиальные органы – Политбюро и Военный совет. Органы государственной власти в Китае, как и в других коммунистических режимах, носят декоративный характер. К числу таких декоративных позиций относится и пост председателя КНР, которого избирает штампующий решения партии парламент, Всекитайское собрание народных представителей. Об этом парламенте достаточно сказать, что, в отличие от большинства нынешних и прежних коммунистических режимов, его даже не избирают напрямую (пусть и на фиктивных выборах), а формируют путем сложной многоступенчатой процедуры. В Китае нет всеобщих выборов на общенациональном уровне.

В теории коммунистические режимы допускают довольно высокий уровень институционализации, то есть могут обходиться без личной диктатуры. Ведь правящая партия – это институт. И действительно, бывали моменты, когда лидеры проигрывали в борьбе с партийным аппаратом, как это случилось с Никитой Хрущевым в СССР. Изобилуют и противоположные примеры, когда лидерам удавалось полностью подчинить себе партию. Так было в Румынии при Николае Чаушеску (который, как известно, просто держал членов Политбюро под домашним арестом). В Китае Мао Цзэдун, столкнувшись на рубеже 50-х годов с угрозой смещения по партийной линии, пошел еще дальше и по существу разгромил партию в ходе процесса, вошедшего в историю под довольно бессмысленным названием «Культурная революция».

Реальный итог Культурной революции состоял в том, что она вернула Мао неограниченную власть над страной и партией, но саму партию, естественно, расшатала. Когда основатель КНР покинул этот мир, не оставив явного преемника, в партийной верхушке КНР развернулась борьба за власть, достигшая высшей точки в 1989 году, когда события на площади Тяньаньмэнь поставили режим перед непосредственной угрозой краха. После этих событий, повлекших за собой смещение генсека КПК, наиболее авторитетный на тот момент лидер партии Дэн Сяопин запустил новую модель смены руководящих кадров. Она просуществовала до прихода нынешнего китайского лидера Си Цзиньпина.

Суть модели такова. В отличие от бурного периода 1981–1989 годов, когда высшая власть была разделена между Дэном и генсеком ЦК КПК, теперь она вновь сосредоточивалась в одних руках. Иными словами, посты генсека, председателя Военного совета и председателя КНР отныне занимал один и тот же человек, но только на 10 лет. Потом он уходил вместе со значительной частью своей команды. В Китае эту модель называли «сменой поколений». Но дело тут не в возрастных категориях. Каждое «поколение» было, в действительности, основано на представительстве внутрипартийных группировок, сформировавшихся еще в ходе Культурной революции и сразу после нее.

Смена власти всегда отражала изменение баланса сил между ними. Это был драматический процесс, сопровождавшийся серьезной борьбой с высокими ставками. Победители получали многое. Но не всё, потому что не навсегда. Партийную иерархию Китая с ноября 2012 года возглавляет Си Цзиньпин. Он же в 2013 году стал председателем КНР. Это значит, что Си должен был оставить высший государственный пост в 2023 году. Чтобы предотвратить его уход, китайская конституция была изменена таким образом, чтобы Си смог оставаться во главе КНР и по истечении десятилетнего срока. Соответствующим образом продлевалось и его право занимать высшие партийные посты.

Си Цзиньпину удалось положить конец модели «смены поколений» именно потому, что в борьбе внутрипартийных группировок он одержал полную, окончательную победу. Как это часто бывает в условиях стабильного авторитаризма, решающая схватка за власть проходила в форме «борьбы с коррупцией». В итоге противостоявшие Си группы были ослаблены до такой степени, что уже не смогли противостоять его претензиям на абсолютную власть. Эти претензии окончательно оформились, когда «идеи Си Цзиньпина о новой эре социализма с китайской спецификой» были включены в устав КПК в качестве ее идеологической основы.

Таким образом, в Китае действительно началась новая эра – эра неограниченной личной власти Председателя Си. Эта новая эра охарактеризовалась значительным замедлением экономического роста в Китае, но я не стал бы спекулировать на тему о том, что замедление было непосредственно обусловлено сменой политической модели. У такого рода перемен могут быть лишь долгосрочные экономические последствия, а сейчас уместнее говорить о неудачном для Китая повороте мировой политической и экономической конъюнктуры. Надо добавить, что Си пользуется в Китае вполне реальной и заслуженной популярностью. У него есть авторитет и за пределами страны. Однако отношения Китая с Западом портятся. В глобальном контексте сменяемость власти полезна именно потому, что она позволяет новому лидеру договариваться с окружающим миром, не будучи отягощенным грузом прошлых ошибок, подозрений и ярлыков. Так что, полагаю, несменяемость власти не пойдет на пользу глобальным амбициям Китая.

Общезначимый урок наступления «новой эры» в Китае касается давнего вопроса о том, можно ли в условиях партийного режима избежать персоналистской диктатуры. Из нынешнего китайского опыта вытекает, что на пару десятилетий – можно, но потом природа абсолютной власти берет свое. Возможно, что партийным режимам свойственно маятниковое движение между периодами персоналистского и неперсоналистского правления. При этом эксцессы персонализма могут поставить под угрозу партийный характер режима, так что партийный аппарат более или менее успешно сопротивляется этой тенденции. Это позволяет удержать известный уровень институционализации режима и стабилизирует его.

Сама такая стабилизация служит фактором, препятствующим попыткам изменить базовую политическую модель. Опыт советской перестройки показал, что если лидер партийного режима сознательно идет на его деинституционализацию и создание параллельного набора институтов, который может служить базой его власти, то перспективы демократизации становятся гораздо более реальными. Однако типичной для партийных режимов такую траекторию не назовешь, и очевидно, что КПК извлекла серьезный урок из опыта перестройки в СССР. По этому пути не пойдут ни китайские коммунисты, ни лидеры партийных режимов в других странах мира. Отмечу, что в другой восточноазиатской стране с коммунистическим режимом, Вьетнаме, долго действовала подобная китайской система обновления высших партийных кадров, но и там она была отменена.

4 Проблемы политической трансформации