Читать книгу "Что думают гении. Говорим о важном с теми, кто изменил мир - Алекс Белл"

психиатрии, был приглашен рассудить их спор: вынести в отношении возможности выписки известного пациента окончательный вердикт.

Перед тем как лично пообщаться с ученым, я внимательно изучил историю его болезни, а также расспросил врача, который все это время наблюдал Ницше. Я попросил его вкратце рассказать о биографии пациента, его проблемах и состоянии.

– Лично я к профессору (так мы называем герра Ницше) отношусь хорошо. Несколько раз у него были вспышки ярости, и нам приходилось надевать на него смирительную рубашку. Но в последнее время он довольно спокоен. Мы даже побеседовали с ним о его книге про Заратустру.

– Да, она любопытна. Насколько я знаю, он написал ее лет десять назад. Но тогда никто ею не заинтересовался, и ему даже пришлось издать первый тираж за свой счет.

– Возможно. Но в последние годы книга гремит на всю Германию. Я сам с интересом читал ее. Далеко не все в ней понятно, но она определенно содержит много ярких, хотя и спорных, новых идей. От нее веет свежестью, кислородом, она – как чистейший горный воздух после дождя. Правда, как верующий я все же не могу согласиться с нападками профессора на христианство.

– Я успел ее прочитать в поезде, по дороге сюда. Действительно – свежо, смело, неординарно. Но мои коллеги-психиатры уверены в том, что все книги Ницше – свидетельства его прогрессирующего душевного расстройства. Первые его работы были написаны стройно и вполне академично, как и подобает профессору философии. Затем был «Так говорил Заратустра» – блистательная поэма, полная ярких афоризмов, но уже весьма противоречивая. Наконец, последующие работы – это грубая, резкая, выходящая за все границы, недостойная ученого критика всего: христианства, народа, Германии, государства. Мои коллеги списывают это на его ставшее клиническим безумие. Ведь его медицинские проблемы начались давно?

– Да. Мы навели справки о его биографии. Откровенно говоря, для столь неординарной личности она вполне обычна. С детства пациент отличался слабым здоровьем, хотя рос в хороших условиях: на природе, в небольшом городке, в семье состоятельного и очень набожного пастора. Хорошо учился, выделялся незаурядным интеллектом. С отличием окончил университет Лейпцига по двум специальностям: философия и филология. В 24 года стал самым молодым профессором в истории Германии. Он писал столь глубокие и изящные эссе о всемирной истории и древнегреческой философии, что уже в таком юном возрасте был признан одним из светил немецкой науки. Его пригласили преподавать в нашем университете в Базеле. Здесь он стал известным человеком. Много лет дружил с великим композитором Вагнером: они часто гостили друг у друга, но впоследствии рассорились. Затем Ницше совершил, вероятно, главную ошибку своей жизни – записался добровольцем на войну с Францией. В своих работах он всегда интересовался войной как проявлением высшей витальной энергии человека и, видимо, хотел испробовать, что это такое, в реальности. Однако он был физически крайне слаб, плохо видел, и его направили служить медбратом в военный лазарет. Там он тяжело переболел тифом и другими болезнями, после чего вернулся преподавать в Базель, в тридцать лет превратившись уже в совершенную развалину. В 36 лет ушел на пенсию по состоянию здоровья. Постоянно страдал сильными головными болями, иногда его целыми днями тошнило. Точный диагноз так и не был установлен: возможно, это была какая-то комбинация серьезных недугов. На пенсии Ницше стал проводить много времени на теплых курортах Италии, где чувствовал себя значительно лучше. Там он и написал большинство своих работ. Его болезни, кажется, усугублялись и его разочарованием в личной жизни. В Риме он познакомился с молодой, но известной местной писательницей, красавицей и яркой властной личностью. У них вспыхнула горячая дружба, но все его признания в любви и предложения руки и сердца она решительно отвергала. За ней кроме Ницше ухаживал и еще один философ. В итоге они стали жить втроем, но, как говорят, целомудренно, без интимных отношений. По сути, они оба просто прислуживали ей. Это длилось полгода, пока об этом не узнала семья профессора. Его сестра (которая была редактором всех его работ) примчалась в Рим, осыпала итальянку в лицо отборными проклятиями и силой увезла Ницше (который был уже солидным сорокалетним мужчиной) домой, подальше от этого позора. Через несколько месяцев он написал «Заратустру». Мне кажется, этой яркой книгой он в том числе старался забыть о той несчастной любви – единственной в его жизни.

– Что с ним происходило потом?

– В последние несколько лет приступы болезни стали еще более частыми, но, несмотря на это, писал он как никогда много. Его работы становились резкими, нетерпимыми ко всему. Как ни странно, читающей публике это нравилось. Но чем лучше продавались книги философа, тем яростнее его критиковали коллеги-ученые. Если бы Германия была бы католической страной, то Ницше давно предали бы анафеме – отлучили от церкви. Последней каплей для его психики стало происшествие прошлой осенью. Он почувствовал себя лучше и стал подолгу гулять за городом под присмотром своего давнего друга-филолога. Однажды на их глазах какой-то жестокий крестьянин в ярости до смерти забил плеткой свою лошадь, которая не могла тащить нагруженную телегу. В своих трудах Ницше всегда презрительно относился к состраданию, считал это чувство ненужной, непозволительной слабостью человека. Но тут он внезапно зарыдал, упал в обморок, сильный приступ продолжился у него дома, и затем он оказался в нашей больнице.

– Вы упомянули, что беседовали с ним на днях. О чем вы говорили?

– Сначала я удостоверился, что к нему вернулись ясное сознание и память. Спросил его, почему героя своей поэмы он назвал Заратустрой. Ведь это имя совсем другого персонажа: легендарного персидского пророка, огнепоклонника, основателя первой религии с единым, любящим людей Богом. Его же герой – это наш современник, странствующий вольный философ, живущий в горных лесах, при этом напрочь отвергающий любые религии. Ницше усмехнулся и ответил, что в имени героя, как и во всем, что он пишет, кроется несколько скрытых смыслов, до которых могут дойти лишь немногие, самые умные читатели. Тут и насмешка над древнеперсидским пророком, и прихоть героя, который сам выбрал себе это имя. Но главное – намек на то, что Заратустра из поэмы – это тоже великий пророк, открыватель новой религии, неведомой человечеству ранее. Если перс Заратустра стал первым проповедником единобожия, то герой Ницше впервые провозгласил человеческое единоначалие. Веру человека в самого себя и свои силы – как в единственного бога.

– Это сложно понять. К тому же в этой идее для меня слишком много пафоса и даже богохульства.

– Никто не говорит, что учение профессора (если это вообще можно назвать учением) легко понять. Я даже не уверен в том, что он сам собственные