Читать книгу "Женская война - Александр Дюма"

— Я должна знать? — возразила принцесса голосом, которым выражалось более смущения, чем удивления. — Право, сударь, я не понимаю, что вы хотите сказать, и не знаю, на какие обстоятельства вы намекаете.

— Мадам, — отвечал офицер, кланяясь, — мне показалось, что камердинер сказал вашему высочеству мое имя, когда я входил сюда. Я барон де Каноль.

— И что же? — спросила собеседница строго. — Какое мне дело до вашего имени?

— Я думал… что, имев однажды счастье быть полезным вашему высочеству…

— Мне? Что такое, скажите, прошу вас! — произнесла принцесса таким смущенным голосом, что он напомнил Канолю другой голос, очень раздраженный и вместе с тем очень испуганный, оставшийся в его памяти.

Каноль подумал, что зашел уже слишком далеко; впрочем, он понемногу уже стал все понимать.

— Я был вам полезен тем, что исполнил данное мне поручение не в буквальном смысле, — отвечал он почтительно.

Принцесса как будто успокоилась.

— Сударь, — сказала она, — я не хочу, чтобы вы провинились перед королевой, исполняйте данные вам инструкции, какими бы они ни были.

— Мадам, — отвечал Каноль, — до сих пор, по счастью, я не знаю, каким образом докучают женщинам, и тем более не знаю, как оскорбляют принцесс. Поэтому имею честь повторить вашему высочеству то, что сказал госпоже вдовствующей принцессе: я ваш преданнейший слуга… Сделайте милость, удостойте меня честным словом, что вы не выйдете из замка без меня, и я избавлю вас от моего присутствия, которое, как я понимаю, должно быть ненавистно вашему высочеству.

— Стало быть, вы не исполните данного вам приказания? — живо спросила принцесса.

— Я поступлю так, как велит мне совесть.

— Господин де Каноль, — сказал голос, — клянусь вам, я не уеду из замка Шантийи, не предупредив вас.

— В таком случае, — отвечал Каноль, кланяясь до земли, — простите, что я был невольной причиной вашего минутного гнева. Ваше высочество увидит меня, только когда прикажет позвать.

— Благодарю вас, — отвечала принцесса с радостью, которая была слышна в ее голосе даже из-за полога. — Ступайте! Еще раз благодарю! Завтра я буду иметь удовольствие видеть вас снова.

На этот раз барон безошибочно узнал голос, глаза и очаровательную улыбку прелестной женщины, которая, так сказать, ускользнула из его рук в тот вечер, когда курьер герцога д’Эпернона привез ему депешу. Распознать их Канолю помогли те неуловимые излучения, что наполняют благоуханием воздух, которым дышит любимая женщина, то теплое испарение, контуры которого как бы обнимает влюбленная душа. Они вызвали высшее усилие воображения — капризной феи, питающейся идеальным, как существа и предметы материального мира питаются тем, что есть наяву.

Взглянув в последний раз на портрет, хотя и плохо освещенный, барон, чьи глаза начинали привыкать к полумраку, разглядел орлиный нос, как у всех де Майе, черные волосы и глубоко посаженные глаза принцессы. Между тем у женщины, которая только что разыграла первый акт трудной своей роли, глаза были выпуклые, нос прямой, с широкими ноздрями, на устах играла неизменная улыбка, а круглые щечки никак не говорили о заботе и тяжелых размышлениях.

Каноль узнал все, что ему хотелось знать. Он поклонился с таким почтением, с каким поклонился бы принцессе, и ушел в свою комнату.

II

Каноль ни на что еще не решился. Вернувшись к себе, он принялся ходить вдоль и поперек комнаты, как обыкновенно бывает с нерешительными людьми. Он не заметил, что Касторен, ждавший его возвращения, встал и ходил за ним с его халатом, за которым бедный слуга совершенно исчезал.

Касторен наткнулся на стул.

Каноль обернулся.

— Это что? — спросил он. — Что ты тут делаешь с халатом?

— Жду, когда вы изволите раздеваться.

— Не знаю, когда разденусь. Положи халат на стул и жди.

— Как! Вы не изволите раздеваться? — спросил Касторен, лакей капризный по природе, но в этот вечер казавшийся еще несговорчивее. — Так вам не угодно ложиться спать теперь?

— Нет.

— Так когда же вы ляжете?

— Какое тебе дело?

— Какое мне дело? Я очень устал.

— В самом деле ты очень устал? — спросил Каноль, останавливаясь и пристально поглядывая на грубого слугу, на лице которого он заметил дерзкое выражение, которым отличаются лакеи, желающие, чтобы их выгнали.

— Очень устал! — повторил Касторен.

Каноль пожал плечами.

— Пошел вон, — сказал он, — побудь в передней, когда будешь нужен, я позову тебя.

— Честь имею доложить вам, сударь, что если вы не скоро позовете меня, то меня не будет в передней.

— А где же ты будешь, позволь спросить?

— В постели. Кажется, проехав двести льё, пора лечь спать.

— Господин Касторен, — сказал Каноль, — вы грубиян.

— Если вам кажется, что грубиян не может служить вам, то извольте сказать одно слово, и я тотчас покину службу, — отвечал Касторен с величественным видом.

Каноль был в эту минуту в плохом настроении, и если б Касторен знал, какая буря бушует в душе его господина, то, верно, отложил бы свое предложение до другого дня, несмотря на все свое желание получить свободу. Барон подошел прямо к лакею и взял его двумя пальцами за пуговицу кафтана движением, которое было впоследствии привычным у одного великого человека, гораздо более знаменитого, чем Каноль.

— Повтори, — сказал он.

— Повторяю, — отвечал Касторен с прежним бесстыдством, — что если вы недовольны мною, то я избавлю господина от своей службы.

Каноль выпустил из рук пуговицу и пошел за палкой. Касторен понял, что дело плохо.

— Позвольте, — закричал он, — подумайте, что хотите вы делать? Ведь я больше не просто лакей, я служу госпоже принцессе.

— Ага, — пробормотал Каноль, опуская поднятую палку, — ты служишь госпоже принцессе?

— Точно так, сударь, — отвечал Касторен ободрившись, — служу ей уже четверть часа.

— А кто тебя завербовал?

— Господин Помпей, ее управляющий.

— Господин Помпей?

— Да.

— Так что же ты не сказал мне об этом? — вскричал Каноль. — Хорошо, хорошо, прекрасно делаешь, что уходишь от меня, дорогой Касторен, вот тебе два пистоля за то, что я хотел побить тебя.

— О, — сказал Касторен, не смея взять денег, — что это значит? Вы смеетесь надо мной, сударь?

— Вовсе нет. Напротив, ступай в лакеи к госпоже принцессе, друг мой. Только позволь спросить, когда начинается твоя служба?

— С той минуты, когда вы меня отпустите.

— Хорошо, я отпускаю тебя завтра утром.