Читать книгу "Дневник восьмиклассника - Юрий Ра"

а с пирожками — то пусть! Так что на первое сегодня у нас всех жареные пирожки, на второе вода из-под крана. Вон уже очередь около фонтанчика скопилась. А на третье будет пытка барабанами.

Возвращаясь с водопоя, я услышал, что Чугу кто-то уже прогнал и посадил человека с руками, а главное — с чувством ритма. Это я по звуку ориентируюсь, нормально так долбит пацан. То есть не вижу, что пацан, но девчонка так не сможет. Вон, уже и тарелка зазвенела не просто так, а вполне по делу. У меня такое подозрение, что лучше уже не будет. Не у этого нашего нового ударника, а в плане кандидата — оставим того, кто сейчас сидит среди стульев. Это моё осознанное решение, отменить которое вряд ли кто-нибудь осмелится. Чёрт, опять зарываюсь. Ладно-ладно, это моё мнение, согласиться с которым есть святой долг каждого одноклассника. Погодите, это что, Чуга долбит? Вон там на сцене кто сидит с довольным видом и держит темп, это та скотина, которая мне первого сентября по башке портфелем засандалила? Вот хрен ему!

Стоп, портфелем меня ударил Корней, он через два дома живёт, так что пусть Ванька долбит на установке.

— Молодец, ты принят!

— Чего? Куда принят? В роддом пупки завязывать? Уже не канает, Корчага, придумай что-то поновее и посмешнее.

— В группу ты принят, дуралей! Нормально стучишь, чувство ритма есть.

— Правда что ли⁈ Честно-честно? — И где этот уверенный и довольный как кот перед миской со сметаной ударник? На его месте вдруг оказался растерянный школьник, которого неожиданно похвалили за рисунок цветными карандашами на мятой бумажке. Ага, ты еще покрасней мне тут. Не, братишка, ударник должен не пунцоветь от похвалы, а сплёвывать через зуб или окурок об подошву тушить. — Что, у меня реально нормально выходит?

— Нет, конечно! Выходит отстойно, но у всех остальных еще хуже. Кстати, у меня тоже получается так, словно мне в руки насрали.

Всеобщий гогот сигнализирует о том, что мои слова слышали все. А еще, что речевые обороты про «отстойно» и «в руки насрали» пока свежи как майские розы. Вот тоже выраженьице. Раньше не резало ухо, а сейчас задумался: а кто сказал, что майские розы самые свежие? Самые свежие те, которые вот-вот распустятся. И пофигу, в каком месяце. Просто в старину не умели выращивать их круглогодично, первые розы зацветали как раз в мае. Не у нас, а в Европах. Вот и появился эпитет. Устаревший, но пока еще не увядший окончательно.

— Мишка, ты чего завис? — А правда, чего я завис? За розы задумался? Или в голове какие-то скрытые тектонические сдвиги происходят?

— Задумался. О репертуаре задумался. А что, кто-то кроме меня уже думал, что мы исполнять будем?

— Ха! Дельтаплан Леонтьевский!

— Не потянем, у него голос петушиный, лично я так не смогу. — И слава Создателю, Д е нис, что ты так не сможешь. Не надо нам такого. Хотя да, сильный у патлатого голос, не отнять.

— А кто будет на фоно играть, Арзамас? Или всё-таки я? — Так, пошли вопросы по составу, за вопросами могут и конфликты начаться. Группы еще нет, а дрязги уже наклёвываются.

— Ира дорогая, с какого перепугу у тебя в речи появилось словечко-паразит «или»? Валерка в синтезатор вцепился, а тебе, как я погляжу, фортепьяно больше нравится. Так что у нас будет не «или». У нас будет и синтезатор с примерзшим к нему Арзамасцевым, и пианино с восседающей за ним Долгополовой. Та-дааам! — Это я взял бравурный аккорд на «Юности».

— А ты на чём будешь?

— А я как все. То на одном, то на другом. Будем экспериментировать и учиться. За каким-то хреном мы отдали годы жизни той долбанной музыкалке, так пусть наши навыки помогут нам сейчас!

— Ура! Поджигай музыкалку! Бей окна! Круши!!! — О как, гнев народный не утих, пепел Клаасса по-прежнему бьётся в грудь униженных и оскорблённых.

— Так это, чего играть будем?

— А что, уже есть на чём играть? — Я напрямую обратился к Антону, главному в группе по инструментам.

— Две гитары я подключил. Сейчас настроим, можем попробовать без соляка. — Да, у выпускников музыкальной школы проблем с настройкой гитар возникнуть не должно.

— А давайте уже что-нибудь сбацаем! Только такое, что все умеют.

— Или наоборот.

— Это как?

— Что никто не умеет и никогда не слышал. Тогда можно будет на-равных играть.

— Ну да, одинаково плохо.

— Как вариант. Сейчас кое-что покажу. Эту вещь еще вообще никто никогда не играл и не слышал.

— А ты тогда где её спёр?

— Сам написал.

— Опачки, Корчага у нас не только в газету, он и на сцену пишет!

— Да погоди ты, Корней, изгаляться. Давай, показывай.

Первым делом я прогнал Чугу с его стула, чтоб показать темп и рисунок. Примерно с минуту держал бой, чтоб он впитал его. На удивление, вернее, ко всеобщему офигеванию Ванёк справился с задачей. Сев на своё законное место, он взял темп одновременно на бочке и на рабочем барабане, а потом вплёл в рисунок наш единственный альт, привинченный к бочке. Удачно нашлись педальки. Сразу две — к бочке и к синтезатору нашлись в той же кладовке в отдельной коробке. Пока Чуга не потерялся, я взял бас-гитару и поддержал его на басу, чуть добавив жизни. А потом мотнул головой в сторону Арзамаса, мол подходи к аппарату. Сам положил гитару и встал к «Юности».

— Валер, мне примерно вот такое нужно. Постоянно в миноре. А как кивну сделай крещендо. Микрофон хоть один уже подключили?

— А ты петь будешь?

— Не знаю, если мы сейчас что-то похожее выдадим, то буду говорить слова. Петь я не умею.

Через несколько минут вчерне начало что-то получаться, да и чего там сложного? Три аккорда всего. Виталист взял ритм-гитару и начал поддерживать. Ирка попыталась подыграть на пианино, но не потянула и замолкла. Сколько прошло времени на самом деле, я на знаю, время штука непостоянная. Но в конце концов решил, что лучше уже не будет, во всяком случае сегодня и начал речитативом говорить в микрофон:

Когда остаёшься один, и бьёшься башкой о стены!

Когда запираешь замок, и молча вскрываешь вены!

Когда напиваешься так, что видишь ворота ада!

Когда ты лежишь на полу, когда ничего не надо!

Когда впереди ничего, когда под ногами пепел!

Когда остаётся одно — башкой зафиксировать петлю!

Когда ты уже убит, когда накрыт крышкой гроба…

Вспомни, что сам себя предал! И засмеяться попробуй!

Звук моего голоса поначалу плавал и проваливался, это Антоха настраивал громкость бегунками на усилителе. А к середине уже стало нормально. Замолчав, я не стал пытаться изобразить что-то эдакое — не умею. Поэтому через четыре такта просто отрубил звук взмахом руки. Мои музыканты всё очень чётко поняли, звук резко оборвался. И тишина…

— Вот так могла звучать эта композиция, если бы её кто-нибудь когда-нибудь взялся играть.

— Погоди. Мы же её только что сыграли! Чего ты несёшь, Миха!

— Это он от волнения, всё-таки премьера песни! — И народ начал хлопать в ладоши, довольно быстро поймав ритм.

— Будем считать это аплодисментами нашей пробе струн и клавишей. И палочек, и конечно палочек! — Очень легко держать внимание публики, когда у тебя микрофон, а все ниже тебя. Потому как ты на сцене. Вот сейчас прямо ощутил, как это ощущение затягивает. Да уж, артисты небось все наркоманы, на внимание зрителей подсевшие. А кто-то и до тяжелого наркотика добрался, до популярности. Не моё, вот честное слово — не моё! Но блин, как затягивает!

— Миха, давайте еще! Жгите!

— А вот хрен вам! Смена состава! Разбираем инструменты, кто какие хочет, лабаем что-то новенькое!

Мы дружно слезли с возвышения, все улыбаемся, кроме Ирки, она недовольная пипец какая! Подхватываю её и снимаю со сцены. Даже не охнул от навалившегося веса. Да уж, это тебе не взрослым телом по девушке на каждую руку брать. Качаться мне еще и качаться. Не скажу, что Ирка успокоилась, но хоть дуться перестала после моего знака внимания, оказанного прилюдно. Ну пусть так, я не знаю, какая из неё клавишница, пока буду держать под рукой. А там видно будет. Стоп! Опять командир полез. Вернее, руководитель ансамбля. Стоит на минуту буквально ослабить контроль, и вот оно — уже руковожу! Вот правильно я сделал, что слез со сцены, пусть народ сам дальше крутит эту ситуацию. Может, второй состав что-то сможет изобразить.

— Корчага, а это точно ты написал?

— А что, есть сомнения?