Читать книгу "Граненое время - Борис Сергеевич Бурлак"

погромче.

Захар поднялся осторожно, чтобы не спугнуть чутких байбаков. Хватаясь за чилижник, за бобовник, он начал спускаться по крутому косогору.

Степь — первая любовь Захара. Он вырос в уютной деревеньке, расположенной среди островов Уральских гор, — там, где они, как волны, набегают на степные отмели и, не в силах преодолеть ковыльное мелководье, откатываются назад, в башкирские леса. Бывало, ранней весной, когда появлялись на южных склонах разлапистые проталины, Захара посылали пасти скот в ближние горы. Какое это было удовольствие: ходить с утра до вечера с кнутом в руках, искать дикий зеленеющий чеснок, разводить костры из волжанника, печь картошку, открыто покуривать отцовский самосад и без конца смотреть в глубину степи... А на закате возвращаться домой через набухшие за день овраги обязательно с какими-нибудь происшествиями. И потом, дома, вручив матери едва распустившиеся колокольчики, сбросив чапанчик и размотав мокрые портянки, сытно поесть, превозмогая дрему, и свалиться в углу полутемной горницы до нового рассвета. Так день за днем — пока не растает снег, не утихнут речки и не поднимут крик на ветлах прилетевшие грачи.

Ни сенокос с его таинственными ночами, с его поспевающей клубникой и страстной возней перепелов; ни жатва с ее пахучими ворохами хлеба на токах, с ее полуденным маревом, затопляющим все вокруг, вплоть до подошвы Седловой горы; ни начальные зимние дни с их загадочной вязью лисьих и заячьих следов на гумнах, с их еще слабой, теплой поземкой на дорогах, за которой придут рождественские морозы и новогодние метели, — ничто так не запоминается с детства, как эта пестрая апрельская степь, когда в глубоких балках оседают тяжелые льдистые снега, а на пригорках синеют на отбеленном ковыле первые колокольчики.

Именно в эту пору гражданская война, в их местах, снова приходила в движение, и на родное село Захара налетали дутовцы. Красные почему-то отступали именно весной, когда в степи появлялись казачьи сотни. Неужели у красных было меньше конницы? Или они, как сказал Захару старый есаул, не умеют ездить на лошадях, потому что всю жизнь были безлошадными?.. Но вот красные отступили в последний раз, чтобы уже в мае вернуться навсегда. Захар помнит до сих пор, как, взобравшись на поветь, он со страхом наблюдал заключительную схватку красных с белыми. Они сошлись у Седловой горы, лава на лаву. Рубились с такой яростью, что их кони без седоков до ночи метались вокруг села, никого к себе не подпуская.

Тогда-то и кончилось детство Захара. Отец поймал утром казачью лошадь и впервые послал его самостоятельно пахать майский пар.

В долах предгорья цвела чилига. Ее желтые костры тянулись вверх, к волжаннику, бобовнику, вишеннику и соединялись с их бело-розовыми огнями на вершинах гор. Синий дымок струился по степи от этого необыкновенного пожара. Ну где еще есть в мире такая красота?.. Захар останавливался в борозде, чтобы не столько передохнуть, сколько полюбоваться лишний раз всей этой прелестью земли. Он дал себе слово никогда не покидать ее, как бы ни сложилась его жизнь. И не покинул, остался верен ей до седых волос.

Ах, степь, степь, высокая степь южноуральского предгорья!

Кто мог знать тогда, в юности, что ты не только сказочно красива, но и сказочно богата кладами? Вот уже один за другим возвращаются его, Захара, сверстники, вдоволь покочевавшие по знаменитым стройкам, и начинают строить тут, где с незапамятных времен разливалось половодье хлебов среди кряжистых увалов. Говорят, что опытный геолог может по какому-нибудь цветку открыть залежи цветных металлов. Какие же еще тайны ждут своих первооткрывателей в степи, полыхающей бело-желто-розовым пламенем весеннего обновления!..

Полина Яковлевна давно привыкла к причудам мужа, который обычно просыпался в пять, а то и в четыре часа утра и, не позавтракав, тут же уходил из дома. Первые семь лет Синевы жили вдвоем, потом у них родились близнецы — две девочки, две капли воды, на редкость похожие друг на друга. В детстве дочерей путал отец, которого Полина Яковлевна частенько поправляла: «Это не Беллочка, а Леночка, пора бы знать!» А в юности их путали ухажеры, и им самим приходилось вразумлять какого-нибудь рассеянного молодого человека. «Я не Лена, я Белла, вы ошиблись». Они учились примерно, рано закончили университет, рано вышли замуж. Захар и Полина Яковлевна опять остались одни, словно и не было этих милых близнецов, разлетевшихся в разные стороны. Жизнь как бы начиналась сызнова, только годы уже не те: вместе с дочерьми улетела и собственная молодость.

— Доброе утро, Поля! Распечатывай окна, весна припожаловала! — Захар бросил резиновые сапоги, надел тапочки, прошел по чистенькой дорожке в горницу.

Хозяйка засуетилась: завтрак не был еще готов.

— Проспала я сегодня, — сказала она, на ходу заглянув в старое, но нетускнеющее зеркало.

— Это тоже верный признак весны, если женщине спится сверх всякой меры. Проспать такое утро — преступление.

— Всю жизнь хожу у тебя в преступницах!

Пока он завтракал, она привела себя в порядок; расчесала густые русые волосы, надела клетчатую,спортивного покроя блузку, даже сменила туфли — простенькие на замшевые.

И в таком виде предстала перед мужем.

— Не искушай меня без нужды — Витковский ждет! Куда это ты, Поля-соня, собралась, если не секрет?

— Да к Ольге, на стройку. Вернусь к вечеру.

— Передавай привет рижским красавицам, старшей и младшей. Я тоже вернусь не скоро, поедем по отделениям.

Витковский ждал его у входа в контору, где по левую сторону была доска Почета с фотографиями ударников коммунистического труда, а по правую — доска показателей с меловыми пометками о выполнении плана. Директора мало интересовали любительские снимки, которые обновлялись по большим праздникам; зато вот по цифрам, меняющимся каждую декаду, люди могли судить о делах совхоза.

— Не думал я, что Нефедов с Кондратенко провалят план по мясу, — глухо, не оборачиваясь, заговорил Витковский, когда машина тронулась. — На третье или четвертое отделения я и не надеялся: там управляющие — приготовишки в хозяйственных делах, но чтобы такие вояки целины подвели совхоз — какой позор!

— Они свое наверстают.

— То есть? Вы хотите сказать, что Нефедов и Кондратенко завалят города мясом в конце года? Понятно. Что ж, посоветуйте министерству торговли закрыть до осени часть магазинов.

— Но и нельзя сдавать скот низкой упитанности.

— Вам бы, Захар Александрович, служить в адвокатуре, — сказал Витковский и умолк надолго.

Это означало крайнее раздражение. «Попадет теперь и Нефедову, и Кондратенко, уж он под горячую руку обязательно даст им по выговору», — думал Захар, не зная, чем бы поубавить пыл директора. А-а, вспомнил! Он даже улыбнулся: так живо представилась ему забытая картинка.

— Хотите, расскажу вам об одном забавном случае из