Читать книгу "Бес сознания - Руслан Муха"

итоге Светлицкий и сам не выдерживает и начинает блевать.

Вот вам, мудаки, а не Семкины секреты! Получите, распишитесь!

Двадцать секунд активации способности выходят, гадкий вкус исчезает и во рту остается только привкус рвоты.

В углу Светлицкий злобно и, не стесняясь в выражениях, матерится, безрезультатно пытаясь оттереть костюм. Чуриков таращится на него и постоянно сглатывает слюну, стараясь избавиться от гадкого привкуса.

В помещение влетает Борис Гора, несколько секунд стоит в замешательстве, потом на выдохе восклицает:

— Фу, бл*! — и закрывает рукавом нос.

Я же жду, когда система наконец выкатит мне объявление о завершении задания. Да и сейчас самое лучшее время удалиться восвояси. Так сказать, нагадил, а теперь извольте откланяться, сами тут разбирайтесь. Но система почему-то молчит.

Гадство!

Это значит только одно — я задание не выполнил.

Что ж, значит надо выполнить и поскорее. Потому что сил больше нет здесь в этом теле находится.

— Что с тобой твою мать? — зло спрашивает Светлицкий, раздраженно снимает пиджак и швыряет на пол, видимо, решив его больше не спасать.

— Да это вы мне дерьмо какое-то подсунули! — в ответ орет на него Чуриков.

— Да ни черта мы тебе не подсовывали, кретин! Предупреждать надо о таких вещах!

— Значит, с бинтом было что-то или с кровью, — сбавив тон, мямлит Чуриков: — Не знаю, такой вкус был отвратительный. Дайте воды!

Несколько секунд в помещении царит тишина, откуда-то из-за спины прилетает бутылка с водой, которую ловко ловит Светлицкий и жадно к ней присасывается. Чурикову воду так и не дают.

— Ты хоть что-то успел увидеть? — напившись, спрашивает Светлицкий.

Чуриков в ответ отрицательно качает головой.

На какое-то время в помещении воцаряется пауза.

— Что решаем? Забираем? — глухо интересуется оттуда же из-за спины Гора, по всей видимости, все еще прикрывающий нос.

— Да, надо забирать, — недовольно отвечает Светлицкий. — Пусть все приготовят и машину подгонят к черному входу. И чтобы никаких свидетелей. — И смерив Чурикова брезгливым взглядом, он сварливо добавляет: — И переоденьте его!

Последнюю фразу он говорит не Борису, потому что Чуриков оборачивается и видит двух надзирателей — тех самых, что его сюда привели.

Значит, эта тварь избежит наказания? Даже несмотря на то, что он не смог увидеть ничего о Семене, он уедет отсюда и его не казнят? Хотя я и не слишком рассчитывал, что Светлицкий передумает его забирать из-за этого. Но меня невероятно злит и возмущает, что они всерьез собрались его увезти, поселить в уютном жилище, баб ему привозить и потакать его мерзким извращениям. Гребаная партия Света!

А что если он еще кого-нибудь убьёт? Или сбежать решит?

Черт, как же мне это все не нравится…

Я больше не сомневаюсь в том, что смерть маньяка не поставит под удар мое существование. Он не мой одержимый, он не мой подопечный. Он просто не может им быть.

Пока Чурикова ведут в камеру, я размышляю.

Все внутри меня буквально горит желанием скорее завершить это чертово задание. Но больше всего мне хочется даже не задание выполнить, а использовать пламенеющий трезубец и сжечь маньячину к чертям собачьим. Он должен умереть в муках, а не жить в уюте, трахаться и жрать человечину.

Так, думай, Леня, думай. Чего же хочет от тебя система?

Я спас Сему, сохранил его секрет. Но надолго ли? Если у партии Света будет Чуриков, они получается, в любой момент могут взять кусок плоти Семки и выяснить что да как. К тому же Светлицкий что-то знает про воинов света и огненный легион. И возможно это еще сильнее ставит под удар Семена.

Еще у меня есть эта идиотская подсказка:

«Свет померк, огонь все сжег,

Спаси то, что ты сберег.

Жаждет враг в мир зло впустить

Должен ты предотвратить».

Может она о Чурикове? Может это он то зло, которое враг жаждет пустить в мир? А враг — это партия Света? Не зря же у них все названия со светом связаны: Светлейший, воин света, и этот даже — Светлицкий, черт бы его побрал.

Тогда мои ощущения и желания сходятся со скрытым заданием. Значит, я просто обязан действовать по зову сердца.

Но прежде чем что-то делать, я решаю активировать новую способность и послушать мысли маньячины. Зачем мне это? Я хочу убедиться, что все делаю правильно и, наверное, добавить мотивации, прежде чем перейти к действию.

Я жду, когда нас оставят наедине.

Чурикова заводят в камеру, там уже лежит одежда и ему велят переодеться. Но он не спешит, в первую очередь прикладывается к ржавому крану, который находится прямо здесь в камере и пьет.

«Чтение мыслей 20 сек. — Активировано».

Читать чужие мысли, это далеко не то же самое, что слушать разговор или думать самому. Это какие-то бессвязные, стремительные обрывки фраз, вопросов, задаваемых самому себе, полуфраз, полуслов. Но если расслабиться и не пытаться анализировать, чрезмерно напрягая собственный мозг, кое-что можно понять и уловить. И из этого потока сознания за двадцать секунд я сумел вычленить ту информацию, которая еще больше убедила меня в правильности моего решения.

Чуриков радуется, как ребенок, что окажется на свободе. Он смеется над партией Света, потому что уверен, что сможет их обвести вокруг пальца. Он лелеет надежду, что в итоге ему удастся сбежать, а после он продолжит убивать.

Вскоре камеру закрывают, но я знаю, что это ненадолго, и смотрители остаются там за дверью. Но что они смогут сделать?

«Пламенеющий трезубец 20 сек. Активировано».

Я прекрасно понимаю, что буду чувствовать то же самое, что и Чуриков. И я не мазохист, мне не нравится боль, как и любому нормальному человеку. Но я начинаю сжигать его медленно, так чтобы он прочувствовал каждым миллиметром кожи ту боль, которую он причинил своим жертвам.

Сначала он даже ничего не замечает, а продолжает переодеваться. Но я уже чувствую тот жар, который медленно охватывает все тело.

Сильнее, еще сильнее. Жар становится вполне ощутим, но боли нет. Чуриков начинает судорожно оглядываться и тяжело дышать.

Сильнее! Жжет, печет, теперь больно. Чуриков перепугано стучит по себе, дергается, орет:

— Помогите!

Еще сильнее!

Он начинает дико орать. Боль и впрямь становится невыносимой. Я терплю, у меня нет выбора, я готов заплатить за то, чтобы эта тварь страдала.

В камеру вбегают надзиратели. Растерянно таращатся на Чурикова. Я не знаю, как он выглядит, наверно краснеет как тот светляк, наверное, кожа на нем так же пузыриться волдырями и лопается.

— Что с тобой? — орет один из надзирателей.

— Я горю! — вопит маньячина, падает на пол, но