Читать книгу "Ветки кизила - Решад Нури Гюнтекин"

не только в том, что она выполнит богоугодное дело. Она будет жить в другом месте и с другими людьми. Они не станут толкать и колотить ее каждую минуту, не будут затыкать ей рот.

Когда девочка отправилась в путь с узелком, что дала ей ханым-эфенди, в котором лежали две смены белья, платье и завернутая в газету пара тапочек, она чувствовала себя такой счастливой, будто шла на свадьбу.

Мутасарриф встретил Гюльсум очень хорошо. Он всегда обходился со всеми очень вежливо, даже с прислугой. К тому же Гюльсум не была служанкой, она являлась приемной дочерью его тетки. Его вежливость порой доходила до того, что он называл девочку «Гюльсум-ханым». Что касается больной, то Гюльсум ей тоже пришлась по душе. Ее моральное состояние улучшилось, и она полагала, что уже пошла на поправку.

Если она просила девочку принести стакан воды, то трижды благодарила. А иногда усаживала ее на свою кровать и разговаривала с ней, как с подругой или родственницей.

За два-три дня Гюльсум с собачьей преданностью привязалась к больной.

Спустя некоторое время она снова начала меняться, превращалась в совсем другого человека, как тогда, когда только начинала любить Бюлента. Ее голос стал более ласковым. В ее манере поведения угадывалось кокетство и девичье жеманство.

Глава тридцать третья

Дружба между Мурат-беем и кормилицей из Карамусала начала принимать неожиданные обороты. Они назначали друг другу прямо-таки тайные свидания, тихо разговаривали где-нибудь в укромном уголке и замолкали, если рядом с ними кто-нибудь проходил.

Если бы в кормилице из карамусала осталось хоть что-то, что делало ее похожей на женщину, можно было бы подозревать, что между ними есть любовная связь.

Ханым-эфенди не давала покоя причина столь тесной дружбы, и она искала удобный случай, как бы выведать все у кормилицы. Однако та сама рассказала ей обо всем еще раньше.

Однажды вечером, когда уже смеркалось, Надидэ-ханым и кормилица с карамусала выходили из дома Мурат-бея. На улице им встретилась коренастая женщина лет тридцати, среднего роста, в сиреневом энтари. Она шла, пошатываясь, шаря по траве на обочине зонтиком, который держала в руках, и тихим голосом мурлыкала какую-то песенку.

Кормилица с карамусала со злостью посмотрела на эту женщину. Затем сказала, будто обращаясь к самой себе:

— Ты видела эту пройдоху, эту вертихвостку? Этот лакомый кусочек тебе так просто не достанется, даже не думай…

— Что случилось, кормилица? Ради Аллаха, что ты говоришь? — спросила она.

— Да вот, случилось. Эта женщина снова вышла на охоту за этим несчастным…

— Каким несчастным?

— Каким же еще? Нашим Мурат-беем… Любимая моя ханым, обернись-ка и незаметно посмотри. Женщина опять вернулась. Так и смотрит в окна его дома. Мир стал таким странным, дорогая. В наше время мужчины за женщинами бегали.

Ханым-эфенди по-прежнему ничего не понимала.

— Эту женщину в Пендике каждый знает. Вертихвостка развелась уже с третьим мужем. Теперь она положила глаз на нашего Мурат-бея. Она не дает несчастному ни минуты покоя. Выискивает его в толпе на базаре. Ждет его поезд на станции. По вечерам она прогуливается перед его дверью…

— Ну, хорошо, а откуда ты знаешь все это?

— Мне об этом рассказывал сам Мурат-бей, дорогая. Богатый, красивый, порядочный человек обязательно кому-нибудь достанется, но не этой же падали? Притом не только она, но и многие женщины, девушки бегают за несчастным. Мол, пусть только помрет его жена. Может, он и возьмет в жены кого-нибудь из нас.

— Разве можно так думать, если женщина еще жива, кормилица? Что за нахальство!..

Кормилица покачала головой и загадочно улыбнулась:

— Эх, ну не все же такие, как мы. В мире много разных плутов и мошенников… Чего только не рассказывал Мурат-бей… Разве они не посылали ему писем? Разве они не шли на всяческие хитрости?

— Это же подло, в самом-то деле!..

— Подло, но тем не менее это так. У каждого есть право на желания. Кто ж не хочет заполучить хорошее? Бедняге осталось жить всего несколько дней. Кто же станет присматривать за детьми после ее смерти?.. Даже в добром здравии она не очень-то занималась домом, ну да ладно. Разве бывает дом без женщины, любимая ханым-эфенди?.. Конечно же, Мурат-бей рано или поздно приведет в дом другую женщину…

— Ох, кормилица… Мне противно… Ведь женщина еще пока жива, дорогая…

— Но ведь они и не говорят: женись на мне прямо сейчас. Через три месяца, пять месяцев… Ведь в шариате для мужчин срок не прописан, но…

— Хорошо, а что говорит Мурат?

— Слава Аллаху, наш Мурат твердый, как алмаз…

Кормилица посмеивалась.

— Он думает о чем-то другом? Что ты хочешь сказать?

— Ничего… мне-то что?

Ханым-эфенди будто бы что-то почувствовала. Однако она решила не опускаться до уровня кормилицы и с беззаботным видом сказала:

— Зачем жеманничаешь? Не хочешь говорить — и не надо.

* * *

После того как ханым-эфенди и кормилица с карамусала в ту ночь уложили детей спать, они вели долгую беседу. Оказалось, что Мурат-бей, по воле Аллаха, хотел взять в жены Сенийе. Он попросил кормилицу поговорить об этом с теткой и передать ему ее ответ. Сначала ханым-эфенди взволновалась, у кормилицы был такой вид, словно она решила убедить ханым-эфенди выдать дочь именно за Мурата, и говорила железным тоном:

— Я много лет ела ваш хлеб. Разве я сделаю вам что-то плохое? Я тоже могу считаться матерью Сенийе-ханым. И потом, вы разве не знаете, какая я благочестивая мусульманка? Если я вмешаюсь в какое-то дело, если там будет хоть капля греха или чего-то запретного? Мурат-бей очень влиятельный мутасарриф… Даст Аллах, он скоро станет губернатором… Он и богат, и красив. Разве желает человек мучений от Аллаха? Но ты, наверное, скажешь, что он староват. А разве наша дочь ребенок? Девушке скоро исполнится тридцать… Уже несколько лет в нашу дверь не звонят и не спрашивают: «Есть ли у вас девушка на выданье?» А если и спрашивают, то всякая голь перекатная. Настанет время, и такие начнут стороной обходить. И потом, мужчины становятся настоящими мужчинами, только когда вступают в возраст Мурат-бея. Разве скажешь о тощем парнишке, что он мужчина? Послушай меня, дорогая ханым-эфенди: если ты вмешаешься в судьбу своей дочери и помешаешь ей, потом будешь винить себя всю оставшуюся жизнь…

Хозяйка дома, стыдясь, словно девушка, закрыла лицо руками.

— Замолчи, женщина, замолчи. Ты противна мне, и я сама себе противна! — она не смогла найти других слов.