Читать книгу "Марш на рассвете - Александр Семенович Буртынский"

или нет? Если да — приказал, чтоб вы срочно перебазировались к нам, рванем их с дороги к чертовой матери. Какой будет ответ?

Охнул Харчук, споткнувшись о накрытое палаткой тело Бляхина.

— Оттащи его подальше, — сказал Кандиди. — Завтра схоронят. Ну, чего медлишь? Бляхин это.

Харчук что-то прошептал ошарашенно и, кряхтя, пере валил убитого за кромку, его кряхтенье еще долго слышалось в развалинах.

Елкин все всматривался в очертания холма. Ясно, немцы пришли из лесу, с того берега, через мост. Только ли это диверсия? Только ли поднять переполох на коммуникации? Что-то беспокоило его в действиях маленького десанта.

— Да ничего, — донесся голос Сартакова, о чем-то говорившего с сержантом, самокрутка вспыхнула в изогнуто смешливых его губах. — Ветров лается… Особенно на твоего…

— А точнее? — не выдержал Елкин, чувствуя, как прилило к щекам. Было неловко выспрашивать, что там мелет Ветров, и он с удивлением подумал, что именно сейчас его могут трогать такие пустяки. — Точнее, чем он недоволен?

— Да пустое, — замялся Сартаков, — так, всякая ерунда… Лупит он по нас, тут любой не выдержит…

— Ступайте назад и скажите, пусть ждет приказа. И не порет горячки. Иначе будет отвечать. Ясно? Повторите!

— …не пороть горячки, — вытянувшись, повторил Сартаков.

Он исчез, будто растаял во тьме. Они снова остались вдвоем. Потом приполз Харчук.

«И все-таки — зачем они здесь?»

Он мысленно представил себе сто раз изученную карту, мельком с благодарностью вспомнив о капитане, гонявшем их последние дни по этой карте. Расстелив ее на колене, присветил фонариком. Вот река, мост. Мост продолжался тоненькой ниточкой шоссе, уходившей к морю, вдоль наших тылов.

— Тогда почему они застряли у моста, не уходят? Бой на западе не стихает. Только ли им надо — отрезать подвоз боеприпасов? А если зачем-то понадобился и сам мост. Но зачем?

Он понял, что размышляет вслух, услышав рядом горячее дыхание сержанта.

— Если б знать, сколько их там? Может, в самом деле разжечь костры, усыпить бдительность, а самим подползти незаметно и — рвануть с ходу. — Он говорил торопливо и в то же время чутко ловил каждое движение Кандиди, стараясь понять выражение лица, скрытого в темноте.

Сержант кивнул, Елкин перевел дыхание, ветер внезапно захолодил щеки, лоб, и он понял, что вспотел. И еще понял, кому он обязан тем, что спокоен, что сумел устоять, не растеряться в трудный момент. Даже страшно было подумать, как бы все обернулось, не будь с ним Кандиди.

— Много риска, — сказал сержант, — место голое, ракеты — как на ладони.

— Ждать утра?

— Можем упустить время.

И Елкин понял, что оба они думают об одном: почему немцы застряли здесь, не кинулись к морю — единственная возможность уйти живыми, — ведь рано или поздно их сомнут…

С треском рассыпалось впереди дымное, огненное кружало. Недолет. «И еще эти минометы — хотя и легкие, зачем они нужны, если задача только перерезать дорогу». И тут рядом рвануло. Он зажмурился. Очнулся на дне окопчика, сержант больно сжал его плечо.

— Мину обмануть хочешь?

Елкин зябко усмехнулся. Совсем забыл про мины.

— Петух жареный еще тебя не клевал… — С минуту старший сержант сопел, отряхивая налипший снег. Потом снова подвинулся, присветив карту. Сказал: — Вот что, в любом случае надо разведать. На это время есть. — Оба прислушались к близкому грохоту орудий справа за лесом, где находился Хальсберг. — Разведка зайдет с тыла на мост, хорошо бы его заминировать, взрывчатки у нас вагон. Королев сварганит, Вылка проползет. Он как мышь в снегу. Заодно разведают подход. Вернутся — по их пути кинем взвод. Со мной. Атакуем с тыла и с фронта.

«Может быть, и не лучший, но выход, — подумал Елкин, — а кто скажет, какой — лучший? Главное — выбить их с берега, с позиций, а там видно будет…»

В развалинах зашуршало, пули затенькали по щебенке с осиным жужжанием ушел вверх рикошет, кто-то кубарем скатился в окоп — блеснула звездочка на погонах, оскаленный рот Ветрова на черном, залепленном снегом лице.

— Отсиживаетесь?! — выпалил он, раскинув руки по стенке и тяжело дыша. И было непонятно, весел он или взбешен. — Где Лида, где санинструктор? Она мне нужна… Или я должен кидаться под пули без санитарки?

— А тебя никто под пули не посылает, — сказал Елкин, все еще не отрывая глаз от карты и чувствуя злой, похожий на слабый озноб, прилив. Понимая, что сейчас каждое его слово выводит Ветрова из себя, все же сказал: — Будешь делать то, что прикажут.

— Что-что?

И Елкин ощутил совсем рядом дыхание и скорее почувствовал, чем увидел резкое движение чужой руки к кобуре. Но странно, остался спокоен. И, еще ниже склонившись над картой, каждым нервом ощущая копошившегося с кобурой лейтенанта, как бы нехотя кивнул на Кандиди.

— Обращайся к командиру роты. И не ори, здесь не глухие…

И мгновенная тишина, только посвист метели во мгле. «Все правильно, — подумал он, — только так».

— Подвигайся поближе, лейтенант, — сказал Кандиди, — сядем рядком, поговорим ладком. И голову пониже, а то, не дай бог, унесет, а у нас и так командиров не осталось. К тому же война на исходе. А цирк тут ни к чему, неинтересно. — И уже твердо, как тычком в грудь: — Слушай боевую задачу.

И стал неторопливо объяснять. К его говорку примешивался шелест снега да чуть слышные вдали очереди, словно кто рассыпал по полю лопавшийся горох, да все еще прерывистое дыхание Ветрова.

«Война на исходе».

На исходе. Слово отпечаталось в мозгу. И, слушая в пол-уха Кандиди, уже все поняв и решив для себя, Елкин был под впечатлением этого внезапного решения. «На исходе». И никому неохота умирать. Каждого где-то там, в степях Украины, в каких-то неведомых селах и поселках, ждут семьи, дети. Кому-то не суждено увидеть их. А кто-то останется. Он попытался представить себе лица солдат, тех, кому по сигналу подниматься в атаку, и тех, кто примет на себя главную тяжесть боя. Многих из них он даже не знал в лицо. Поднимутся? Или залягут? А Кандиди знает всех. Он знает многое. И ему верят. Нет, все правильно.

— Пока эти штучки-шмучки с разведкой, нас там перелупят, как мышей в западне… — Ветров фыркнул. — Дать бы сразу, в лоб.

— Кругом руины, магазинные люки. Всех в подвал, и пусть отсыпаются, в окопах — только часовые. Через полчаса я с людьми подойду. Все ясно?

Уже вползая на бруствер, Ветров матюкнулся, зарывшись в снег, пережидая ракету.

— Ну, пока… чтоб Лида была. Пока, кудрявенький. Даст бог встретимся.

«Это он мне», — подумал Елкин.

— Харчук! — позвал Кандиди. — Живо в блиндаж, Королева и Вылку сюда…

— Есть, живо, — сказал Харчук весело, —