Читать книгу "Студент(ка) в Академии льда - Линда Осборн"

— А-а-а-а! — заорал я, разъяренный этой мыслью и тут же повел шайбу уверенно к воротам Корнуола. Дэвин, который намеревался подставить меня, сбить с дороги и вообще вывести из игры, буквально отлетел под напором моего мощного настроя.

Удар правой…

— Го-о-о-о-л! — взорвались криками трибуны.

Да, детка. Кто тут папочка?!

6:2.

Как думаете, кому достается Ледяной Кубок?

Все верно, Академии магии Льда. Кто забил большинство голов в этой игре, которую пытались прервать игры разума? Так точно, — Брэндон, мать его, Кромби.

Адреналин буквально выносит крышу, внутри хоккейной экипировки — настоящий котел бурлящего кипятка, пот стекает по вискам ручьем. И я чувствую себя настоящим царем горы. Я — победитель, мать его!

А победителям можно все.

Пока команда обнимается, позирует, радостно крича, фанатам, я подъезжаю к Бриссону и прошу его о кое-какой услуге. Не знаю, да и не хочу знать, как на это посмотрят агенты из НХЛ. Я решился, и мне нужно кое-что выяснить. Прямо здесь и сейчас, иначе упущу время, а больше таким дураком я быть не намерен.

— Сегодня он — настоящая звезда хоккея! — разносится по трибунам голос. И я вижу, как ко мне на середину льда подъезжает мелкий хоккеист, из тех, которые стояли с нами, будто перенимая эстафету игр, в самом начале, и протягивает мне микрофон. — Брэндон Кромби показал сегодня настоящий снайперский рекорд и достоин того, чтобы высказаться!

Овации резко смолкают. Над стадионом протягивается тишина, которая очень похожа на тонкий лед на лужах в октябре, когда ты знаешь, что под миллиметровой корочкой таится настоящая пугающая глубина, которая может буквально засосать в свое нутро.

И эта глубина ждет, затаив дыхание, того, что случится дальше.

— Кхм, — кашляю я в микрофон, проверяя его готовность и тут же морщусь — действительно очень громко! Но меня не пугает, что то, что я скажу, услышат все. Я вообще уже больше ничего не боюсь и не волнуюсь по пустякам. Потому что я все для себя уже решил. — Кэндис Стар! — я выдыхаю и дальше продолжаю уже без заминок. — Я должен был сразу тебе сказать о том, что чувствую к тебе. А не ходить вокруг да около. Да, ты притворялась парнем, и, хочу сказать в свою защиту, очень хорошо притворялась! Никто из нас и подумать не мог, что Кэн — это Кэндис. Как бы там ни было, мне все равно на то, что подумают другие. Я точно знаю, чего хочу сам. А я хочу, чтобы мы были вместе. Извини за молчание, но мне правда нужно было подумать, смогу ли я пережить то, что тебя не будет в моей жизни. И оказалось, что нет, не смогу. Ну и потому… — я снова делаю незначительную паузу, но только для того, чтобы набрать побольше воздуха в легкие. — И хочу сказать, что твоя комната в нашем доме до сих пор пуста. Как ты понимаешь, мы не сдали ее не потому, что не было претендентов, а потому…Ну, в общем, потому что она — твоя.

Мне пришлось замолчать на мгновение, и я тут же увидел, как люди начали поднимать руки, чтобы зааплодировать моему искреннему выступлению. И потому мне пришлось выставить вперед ладонь, чтобы показать, что выступление еще не закончено.

— Я и…хочу пригласить тебя на Осенний бал в качестве своей девушки. Сразу скажу, что костюм у меня есть, можешь не включать в себе дизайнера…

Вот теперь все. Заканчиваю, и над стадионом проносятся смешки, но я понимаю, что они вызваны моим последним замечанием, но никак не тем, что решил обнажить свою душу перед огромной аудиторией.

Но ничего не происходит. Люди начинают оглядываться, даже пересмеиваться, а я вдруг ощущаю себя невероятным дураком, тупицей.

Нашел, чем поразить девушку!

Но вдруг, как только я опускаю голову, слышу писклявое:

— Я согласна!

— Что? — говорю в микрофон, чтобы убедиться, что это комариное согласие на самом деле — голос девушки, которая решила стать моей раз и навсегда.

— Я согласна, Брэндон!

И теперь я ее вижу — она продирается через скамьи, а люди, смеясь и улыбаясь, поддерживают ее за руки, чтобы девчонка скорее добралась до цели. В своей парке с белым мехом сейчас она больше похожа на беленького кролика, такого же милого и пушистого, и которого хочется зацеловать от переполняющих чувств.

Наконец, она опускает ногу на лед, и я, откинув клюшку и шлем в сторону, спешу к ней. Кэндис, едва сохраняя равновесие, скользит по льду в мою сторону, радостно сверкая глазами на покрасневшем лице. Ей смешно, она хихикает, но все равно не может оторвать от меня глаз, и я слышу, как позади меня парни из моей команды и команды противника начинают одобрительно стучать клюшками об лед. Над стадионом плывет знаменитая песня «Kiss me», а зрители хлопают и что-то выкрикивают, но в этом шуме ничего не разобрать.

— Я согласна, Брэндон Кромби, — говорит она, повиснув в моих руках. Я тут же приближаю свои губы к ее, и буквально проваливаюсь в ее мягкость и нежность. Она стонет, и мой пульс, и без того ускоренный, тут же начинает стучать как отбойный молоток на руднике. А когда наши языки соприкасаются, то мне хочется зарычать на весь белый свет, настолько это восхитительное чувство. Она отчаянно всхлипывает, что говорит о том, что и она также радостно удивлена нашему химическому попаданию в сотку из десяти, а я мучительно стону, потому что в хоккейной униформе мне становится просто нереально жарко…

На вкус она как джем, как конфета, и я полностью забываю кто я и где нахожусь. Есть только он — этот миг победы, это счастье на двоих. Согласие и принятие.

— Я тоже согласен, Кэндис…Стар, — ухмыляюсь я в ее губы, перед тем, как разорвать затянувшийся поцелуй. — Согласен на все с тобой!

Эпилог

— Милый, ты должен понять, что Рождество я всегда — всегда — провожу с отцом. И этот раз не может быть исключением.

Я провожу пуховкой с пудрой по щекам, закрепляя макияж и придирчиво оглядываю себя в зеркале, но остаюсь довольной результатом. Серебряное зеркало с подсветкой украшено гирляндами, и от его пересвета по моему лицу пляшут разноцветные блики.

Брэндон, развалившись на моей кровати, лениво следит за тем, что я делаю, и изредка вставляет какие-то комментарии, типа этого:

— Помаду можешь стереть.

— Зачем это? — деланно негодую я.

— А затем, что я не хочу есть эти химикаты.

— Так не ешь! — я даже оборачиваюсь к нему, на своем любимом пуфике, покрытым меховым одеяльцем.

Брэндон стонет и запускает в волосы свою ладонь, ерошит пальцами прическу и закатывает глаза.

— Я не смогу, просто не смогу удержаться и не поцеловать тебя на прощание. В нашем с тобой стиле, детка!

Хихикаю и достаю ватный диск. Тут он прав. Удержаться от поцелуев он точно не сможет. Но, знаете, что? Я тоже не могу удержаться от проявления своих чувств. Вообще у нас с Брэндоном все покатилось действительно быстро после того, как мы поняли, что испытываем друг к другу не просто интерес, а что-то большее. Как он мне признался потом, то все понял уже в то время, когда шел спасать меня по узкому коридору прямо в лапы Духа Огня. А на мой вопрос, отчего же тогда так долго тянул с признанием, начал мычать что-то о том, что просто не мог себе позволить встречаться с предательницей.