Читать книгу "Проклятый лес - Ирина Зволинская"

Интересно, как он? Чем сейчас занят? Всё так же ночами смотрит в телескоп? Не мечтая о далеких звездах, нет. Просчитывая вселенную в бесконечных уравнениях.

Одаренный гений. Одинокий и непостижимый, как космос, которым он интересуется.

«Если останусь в столице на Рождество, не увижу Никки», — подумала я. Мысль огорчила.

За это лето я так привыкла к нашим разговорам, его немного странным шуткам и прогулкам за ручку, что начала по нему скучать.

Я любила Элизабет, любила Диану, а теперь и младший Холд прочно обосновался в моем сердце, и не важно, что сам он не особенно нуждался в этой любви.

Не уверена, что он вообще вспоминает обо мне. Письма из поместья нам слала только Диана. Впрочем, это ведь Никки.

Кто знает, что творится у него в голове?

— Белые? В нашем районе? — удивленно сказала Лиззи.

— Где? — я завертела головой.

Действительно, белые! Человек десять. Нет, больше. Намного больше! Что они здесь забыли? В этой части города некому протестовать против Александра. Но они уверенно шли в сторону дворца и разбрасывали свои листовки.

К нам с Лиззи подошел какой-то мужчина. Невысокий, неприметный, каких тысячи на улице и тоном не терпящим ни малейшего возражения заявил:

— В дом. Быстро. Закрыть ставни. Закрыть двери. Не выходить до утра.

Элизабет понятливо кивнула, взяла меня за руку и потащила к нашей двери, не давая опомниться.

Кто-то выкрикнул имя наследника. Раздался звон разбитого стекла. Завизжала какая-то женщина.

Лиззи захлопнула нашу дверь, отсекая уличные звуки. Защелкнула замок, заперла засов.

— Что происходит? Кто это был? — спросила я подругу, глядя на то, как она безропотно и быстро выполняет указания незнакомца.

— Охрана, — отмахнулась она от меня и побежала к окну.

— Чья охрана, Элизабет?

Она дернула плечом и закрыла ставни. Металлические, я поняла это по характерному звуку. Металлические ставни, черт возьми!

— Отойди от двери! — приказала мне Лиззи, я отступила в коридор, и в этот миг что-то ударило, а потом разбилось об эту самую дверь.

— Нет тирании! — заорали с улицы. — Нет Юрию!

Снова удар. Теперь уже о ставни. Я дернулась от громкого звука и вжалась в стену.

— А если Ральф не успел уйти? — испуганно прошептала я. — Если их машина всё еще стоит за поворотом?! — меня затрясло от страха.

Элизабет бросилась ко мне и встряхнула, не так чтобы ласково, зато действенно. Ей удалось быстро привести меня в чувство.

— Не бойся! — сказала мне юная госпожа Холд. — Уверена, твой брат сможет за себя постоять, он маг, в конце концов!

Снова на улице кто-то закричал. Снова что-то разбили. Застучали палками то ли по перилам нашей лестницы, то ли по крыльцу, то ли по закрытым Элизабет ставням.

Страшно.

— А мы?

— А мы сейчас закроем все ставни и будем терпеливо ждать, — твердо ответила Лиззи. — В соседней квартире — охрана, на крыше, я уверена, уже дежурят снайперы. Если кто-то из белых попытается прорваться в наш дом, его пристрелят как взбесившегося пса.

Я взяла себя в руки. Кивнула.

— Закроешь окна в спальнях? Справишься? — ласково спросила меня Лиззи.

— Должна.

Она улыбнулась, ободряюще сжала мне руку и побежала на кухню. Я следом за ней. Это ведь и мой дом. Дом, или клетка, в которой держат любимую собачку, смотря как посмотреть.

Тут собачка, снаружи — псы. Вот так зоопарк! Невесёлая вышла шутка.

А кто же Холды?

Хозяева? Мои. Без сомнения. Хозяева жизни. Властители мира, вершители судеб. Я вспомнила как спокойно Никки рассуждал о войне. Сарказм господина Николаса и слова Лиззи.

Взбесившиеся псы, вот кто для них бунтующий народ. "Всего-лишь биомасса", — так говорил младший Холд об армии отца.

Кто знает, может быть и радикалы, ратующие за мнимую свободу, сами того не зная, тоже принадлежат им?

«Свобода. Никаких чужих лиц!» — так я, кажется, говорила.

Никто и не обещал мне свободы. Я сама её придумала.

Моя подруга вновь открылась с неожиданной стороны. Истинная Холд, кто бы сомневался. Могла ли дочь маршала быть менее дисциплинированной? Смешливая девчонка, хладнокровная и циничная аристократка. Совсем как Никки.

До чего же я наивна! Зло рассмеялась. Нет, я злилась не на неё. Я злилась на себя.

Поднялась к Лиззи. Кровь грохотала в ушах. Чтобы закрыть ставни, нужно было для начала открыть оконные створки. Благо, они открывались внутрь.

Снова вспышка мне прямо в лицо. Охрана? Люди внизу кричали, дрались. То ли белые, то ли черные. Не разобрать. Фонари были разбиты, как и окна первых этажей, где они шли.

Заорали сирены пожарных машин. В стороне, откуда шли белые, разгорался пожар. И не только пожарных. Прибыла полиция и военные, кажется.

Не стала смотреть. Слишком это страшно.

Закрыла ставни, морщась от громкого крика. Закрыла я и окно. И в своей спальне я сделала то же самое. Да, высоко. Не думаю, что сюда долетит бутылка или какая-нибудь железяка. Но уверенность Элизабет, с которой она говорила о возможных стрелках, убедила меня это сделать сильнее, чем беснующиеся радикалы внизу.

В комнате стало темно. Только сквозь прорези ставней в окна светили синие и красные огни проблесковых маячков спецмашин.

— Ты как? — Лиззи влетела в мою комнату и нашла меня глазами. Убедилась, что истерики нет, и с облегчением выдохнула.

Как заботливая нянька при болезненном ребенке. Ребенке, которого родители прячут от реального мира.

Успешно, строго говоря, прячут.

— Прекрасно, — сложила руки на груди.

В дверь застучали. Так сильно, что слышно было даже на моем этаже. Я сжалась от понимания нашей абсолютной беспомощности. Страшно. Очень страшно одним. Внизу протяжно крякнула сирена, вспыхнул свет, и я увидела как сосредоточенно нахмурилась Лиззи.

— Не бойся. Это охрана, — уверено заявила она.

— И как ты это поняла? Условленный стук? — то ли смех, то ли всхлип. Жалкий вышел звук.

— Так и есть, — серьезно подтвердила Элизабет. — Как ты себя чувствуешь?

Интересный вопрос. И главное, своевременный. Я действительно ждала очередного приступа, знакомо ныло внизу живота. Это должно было случиться, Никки предупреждал. Только он говорил о зиме. Ошибся. На пару месяцев.

— Прекрасно, — повторила я.

Я так и не смогла найти какой-либо закономерности. Вроде бы, наиболее тяжелые приступы были связаны с эмоциями.