Читать книгу "Оборотни в эполетах. Тысяча лет Российской коррупции - Александр Бушков"

Никакого преступления нет в том, если человек подпишется на ту или другую газету. Другое дело, какими методами порой заставляли это делать. Издатель газеты выпускал своих сотрудников «на охоту», снабдив пачками подписных квитанций. Тщательно выбирались жертвы: главной дичью обычно служил достаточно зажиточный купец, более-менее известный в городе, дороживший репутацией своего заведения или магазина (но, конечно, не «миллионщик», с такими опасно было связываться), чаще всего владелец трактира или ресторана с хорошей репутацией, «хлебник», «фруктовщик», представитель того или иного вида тогдашней сферы услуг – одним словом, по сегодняшней терминологии, мелкий или средний бизнес. В те времена подобные предприниматели, как пишут современники, чаще всего были людьми малограмотными, не лишенными известной простоты, мнительными, панически боявшимися любой огласки своих дел и занятий – пусть даже стопроцентно честных. Прямо-таки до ужаса боялись «попасть в газету».

Вот к таким-то и заявлялся «распространитель» и ставил вопрос ребром: либо его степенство подпишется на газету (вот тут и квитанция под рукой, только заполнить и денежки заплатить), либо эта газета, как тогда выражались, «наведет на него мораль». Сплошь и рядом коммерсант, выматерившись про себя, становился очередным подписчиком. Деньги в принципе были небольшие – зато «клиентов» можно было обойти немало…

И не пойдешь ни в полицию, ни в суд – «какие ваши доказательства?». Не в карман лезут, а вежливо просят подписаться на вполне приличную газету, свидетелей разговора нет, а магнитофонов, ясен день, не существует…

Порой обстояло еще циничнее – прыткий газетчик, накропав статью с подпущением «морали», заявлялся к заинтересованному лицу, коему статья была посвящена, и объявлял с милой улыбкой: вот это он собирается напечатать в одном из ближайших номеров, но можно и не печатать – вдруг ваше степенство статью купит за не такие уж и большие деньги?

Многие платили. Нужно уточнить, что этот промысел особенно процветал в Москве, где народ был гораздо патриархальнее. А в Петербурге распространился гораздо меньше – тамошние коммерсанты, так сказать, были более европеизированы – и наловчились быстренько отшивать шантажистов. Правда, это не означает, что в Петербурге «литературного шантажа» не было вообще – куда бы он делся? Порой не отдельные предприниматели, а крупные солидные фирмы покупали либо благорасположение, либо молчание газет – снабжали интересной информацией, регулярно давали платные объявления (коммерческая реклама уже тогда была в ходу), обязывали служащих на эту самую газету подписываться поголовно. Все прекрасно понимали: прыткий «шакал пера» может состряпать статеечку, весьма даже неприятную: и туманными намеками, ссылками на якобы «достоверные источники» посеет в умах сомнение в надежности фирмы и смастрячит все так, что к суду за клевету его ни за что не привлечешь. Вот и откупались…

Именно в Петербурге, а не в Москве, как-то объявился шустрый заезжий из Германии немчик, без всяких на то оснований именовавший себя «знаменитым германским поэтом». На деле – аферист невысокого полета. Оглядевшись и осмотревшись, он решил попробовать силы именно что на ниве «литературного шантажа». Стал пачками рассылать послания, написанные по единому шаблону. Стоит привести одно такое целиком, это интересно.

«Милостивый купец и добросердечный коммерсант! Нижепоименованный, известный во всей Германии и Австрии, Курляндии, Эстляндии и Лифляндии поэт, главный сотрудник знаменитых германских сатирических журналов „Кладдерадатч“ и „Флигенде Блеттер“, постоянный корреспондент-сатирик знаменитых русских журналов намеревается на днях издать в Петербурге обширное сочинение на немецком и русском языках, под заглавием „Биографии русских купцов в стихах“. Имея много данных касательно биографии вашей, особенно же касательно вашей торговой деятельности, нижепоименованный надеется, что милостивый купец и добросердечный коммерсант не откажется помочь автору этого чрезвычайно интересного сочинения несколькими десятками рублей, если этот милостивый купец и добросердечный коммерсант пожелает, чтобы о его биографии лестно и похвально было высказано в этом сочинении. Буде же милостивый купец и добросердечный коммерсант откажет нижепоименованному в просимой им помощи, то оный купец увидит себя в сочинении сем в преуморительной карикатуре».

Забавно, но несколько человек, несмотря на всю свою питерскую европеизированность, заплатили – то ли знали за собой грешки (у какого купца их нет?), то ли просто не хотели появления на свет «преуморительной карикатуры». Однако карьера немца прервалась очень быстро. Полиция и суд тут ни при чем – получив такое послание, очередной купец явно не убоялся никаких таких печатных карикатур на себя. Он заманил автора послания к себе в дом посредством нехитрого маневра. Обычно немец отправлял с письмом посыльного, а сам ждал результатов в ближайшем кабачке. Купец заявил посыльному что-то вроде: мелкой шестерке вроде него он деньги давать не будет, а то, чего доброго, пропьет по дороге. Пусть приходит сам «хозяин», с ним и расплачусь.

Немчик обрадованно прибежал в купеческий дом и с ходу запросил пятьдесят рублей за составление «лестной» биографии. Купец вместо денег попотчевал гостя всем матерным красноречием, на какое богат русский язык, а потом взял за шкирку и собирался спустить с лестницы. Вот только немец был не из пугливых, да и телосложением крепок. Разобидевшись, он сам оттаскал купца за бороду и принялся колотить. Началась шумная драка, прислуга по приказу хозяина сбегала за полицией… «Знаменитый поэт-сатирик» отсидел несколько месяцев в тюрьме за дебоширство и оскорбление личности, а выйдя на свободу, тихонько смылся из России, видя, что ему тут явственно не климатит…

Порой газетчики все же попадали пусть и не на скамью подсудимых уголовного суда, но в «камеру» (как тогда назывался кабинет мирового судьи). Некий Шрейер, владелец, издатель и редактор газеты «Новости», в 1873 году отсидел в тюрьме четыре месяца. Чересчур увлекшись, печатно обвинил купца Антонова в тайном ввозе из-за границы фальшивых ассигнаций (правда, судя по данным следствия, в данном случае речь шла не о шантаже, а о необдуманной попытке поднять тираж дутой «сенсацией»). Купец обратился в суд – а у Шрейера, естественно, никаких доказательств своей версии не имелось, вот и сел…

«Насильственную подписку» применяли не только к частным фирмам и отдельным коммерсантам, но и к государственным учреждениям – там тоже не хотели, чтобы о них писали всякую чепуху, за которую в суд, увы, не потащишь. Один издатель журнала (между прочим, настоящий князь) обрабатывал таким образом и провинциальных мелких начальников (уж за этими всегда водились грешки, и они панически боялись появления в столичном журнале «компромата»), и различные учебные заведения (между прочим, в отличие от газет, подписка на журнал была гораздо дороже). Другой прыткий издатель добрался до епархиальных консисторий (церковных органов управления) и через них навязывал свои издания провинциальному духовенству. Третьего печатно уличили в том, что он дает взятки полицейским урядникам (низшим полицейским чинам в деревне), а те в массовом порядке заставляют крестьян подписываться на журнальчик…

Газетчики определенного пошиба очень любили отираться в камерах мировых судей, куда публику допускали беспрепятственно, как и на судебные заседания. У мирового судьи, как уже говорилось, дела рассматривались мелкие, чаще всего, как сказали бы мы сегодня, административные, – но именно там можно было накопать немало интересного, а потом хапнуть денежки с тех, кто нисколько не горел желанием увидеть свое имя в печати, а свое дело, пусть мелкое, красочно расписанным…