Читать книгу "Там, где фальшивые лица - Владимир Торин"

– Куда ж вы несетесь, сударь? – хрипло пробормотал бредущий по обочине бледного вида молодой человек в цветастых одеждах, тяжело хромающий на обе ноги. – Неужели в этом пропащем королевстве еще остались такие вести, чтобы топтать из-за них простых путников и загонять лошадей?..

Двигаясь в компании товарищей-циркачей, он то и дело ощупывал себя, словно не в силах поверить, что его руки-ноги хоть и едва срослись после переломов, но все же до сих пор с ним, а не остались лежать далеко на юге, в разбитых останках черной кареты на теальском тракте. Да, слава Хранну, пальцы на руках и ногах тоже никуда не делись, вот только идти было все еще тяжело, а голова кружилась так, словно по ней то и дело со всего размаху били тяжелым обухом. Человек сделал очередной шаг, споткнулся о камень и беспомощно растянулся на земле.

– Мэтр Гораций! Мэтр Гораций! Он опять потерял сознание!

– Положите его в мой фургон! – раздалось откуда-то сзади. – И, в конце концов, успокойте лошадей и постройте повозки в колонну! Этот безумец из «Крестов» нам всех верховых распугал!

Циркачи, отправив последнюю порцию проклятий вслед всаднику, принялись наводить порядок – знаменитый цирк мэтра Горация Головешки сегодня держал путь в столицу, впрочем, как и многие другие любители развлекать народ. Паяцы, клоуны, странствующие барды, акробаты и трубадуры – все они пестрой рекой стекались в Гортен ко Дню святого Терентия. Как и всегда, в этот праздничный день в столице намечалось большое веселье: сперва – турнир для рыцарей, после – забавы и игрища для простого люда, а уж затем и вечерний карнавал…

Стражники в надраенных до блеска кирасах, стоявшие по обе стороны городских врат, торопливо расступились, пропуская гонца, – не было никаких въездных пошлин или проверки личности, ничего из того, что могло задержать важного вестника. Но уж если бы им все же довелось сверить лицо посланца с висящими тут же плакатами о розыске преступников, убийц и беглых каторжников, сокрытый под капюшоном облик непременно вызвал бы не только вполне резонные подозрения, но и искреннее недоумение. И дело здесь было не в возможной схожести гонца с одной из темных личностей на плакатах, суть была в самом лице того, кто только что приехал в Гортен.

Лишь только путник миновал небольшую площадь, открывшуюся сразу за главными воротами, и выехал на широкую улицу с плотно стоящими по сторонам домами, как гнедой конь резко остановился. Всадник в синем плаще с лилией, вместо того чтобы поторопить вставшее животное, замер в седле и повел носом, словно принюхиваясь к месту, в котором оказался.

В ноздри ему ударило множество запахов – по большей части незнакомых, отталкивающих, душных. В городском воздухе витали вонь помоев и людской пот, запахи тухлой рыбы и подгнившего мяса, раскаленной на солнце черепицы, переспелых овощей, свалявшейся шерсти и вездесущей пыли. И еще в уши проник шум. Он шел отовсюду: сцепились языками уличные торговки, громко спорили двое зевак, нищие выклянчивали подаяние, истошно лаяли собаки. Точно злобные карлики, скрипели флюгера на крышах, колеса карет им подыгрывали, а кони подпевали пронзительным ржанием. Где-то выла труба и кричали глашатаи. Чудовищная соната потоком рвалась в уши, она походила на некую мерзкую тварь со множеством глоток, оканчивающихся вовсе не ртами, а присосками, которые мертвой хваткой вцепились путнику в уши. Огромный город встречал гостя. Пощечиной. Здесь было очень много всего, даже слишком много, и совсем ничего из того, к чему привык странник. Столько людей…

Чужак закашлялся, ему показалось, что он начинает задыхаться. Внутри стен, посреди каменного мешка серых домов не чувствовалось дуновения ветра, здесь было сухо, пыльно, шумно и тесно. Некоторые из горожан, спешившие до того по своим делам, начали озираться на необычного гонца, что никак не мог прийти в себя, остановившись посреди улицы. Странник напрягся, словно пружина в хитром часовом механизме. Что-что, а читать устремленные в затылок взгляды он умел в совершенстве. Там, откуда он прибыл, подобное чутье не раз выручало его, помогая распознать очередную ловушку, увидеть опасность, обойти вражескую засаду или вовремя заметить направленный в спину кинжал. Здесь все было так же, ведь это земля врага. Рука в черной перчатке стала нетерпеливо ощупывать продолговатый сверток, притороченный к седлу сбоку. Прохладная рукоять будто сама просилась в ладонь, а на клинке в вороненом металле незримые оку появились губы, начавшие шептать, молить, клясть, лишь бы его освободили. Гонец тронул лазурную ткань, но лишь сильнее натянул ее на сверток. Проверил завязки… Меч все еще продолжал молить… Нет. Ни в коем случае. Он не освободит его. Только не сейчас. Его миссия слишком важна. И здесь не вражеский лагерь и не чужие солдаты вокруг. Это он сам здесь чужой.

Где-то совсем рядом ударил колокол. Странник вздрогнул от такого звука – он никогда еще не слышал его вблизи. Первой реакцией было: спрыгнуть с коня, отступить к стене и выхватить меч, приготовившись защищаться. Но за одним ударом последовал второй, третий. Никто не спешил на него нападать, никто не выкрикивал воинственных кличей и не выпрыгивал из окон окружающих домов с оружием. Выпущенная стрела не торопилась пропеть прощальную песнь над ухом. С каждым новым ударом звон колокола все больше сливался с биением сердца, пока спокойствие и холодный расчет не вернулись к всаднику окончательно. Что это с ним? Обнажить меч посреди этого сброда? Ради чего? Что может быть хуже, чем выдать себя, едва появившись в городе?

Гнедой конь неспешно двинулся вперед, мерно стуча копытами по мостовой. Прохожие и зеваки тут же потеряли интерес к странному всаднику, а тот – к ним.

* * *

Это был небольшой кабинет, выполненный без лишней помпезности, – совсем необычное место для любого, привыкшего к вычурной роскоши Асхиитара. Знак Хранна: стебель розы, переходящий в клинок меча, был вышит на багровой драпировке, висевшей на стене по левую сторону от входа. В стене, что располагалась по правую сторону, было пробито высокое стрельчатое окно, и давно не ремонтировавшуюся кладку прикрывала пара выцветших гобеленов. Несколько напольных подсвечников выстроились, словно почетные стражи, по обе стороны прохода к широкому столу и единственному во всем помещении креслу.

За столом, облокотившись и уперев ладони в собственный необъятный подбородок, сидел плотного вида лысеющий человек в желто-синей ливрее, расшитой львами и лилиями, – старший дворцовый камергер, в чьи обязанности входило в том числе и принимать посетителей. Само собой, по вопросам не столь важным, чтобы напрямую затрагивать интересы государства (это уже к королю и его министрам), но в то же время и не рядовых просителей. Господин камергер скучал. Он вовсе не горел интересом вдаваться в беды всех и каждого.

– Нет-нет, и не просите. Возможно, кто-нибудь из Военного Совета сможет уделить вам время. Скорее всего, на следующей неделе. Или через месяц. Да, да, приходите через месяц.

– Мне не нужен «кто-нибудь». Еще раз повторяю, у меня срочное послание для Первого военного министра. Лично ему в руки.

По глубокому убеждению сидящего за столом, этот гонец с «тремя крестами» проявлял совершенно излишнюю настойчивость, как будто не желал понимать, что его вопрос уже решен и вовсе не подлежит обсуждению.