Читать книгу "Жестокие страсти - Марта Зверева"

Он нагнулся, чтобы расслышать, что она шепчет. Это было: "Нет, нет…"

Он вздохнул, поднялся и отошел. Снова вернулся.

— Ну что ж ты дура такая! — с досадой воскликнул он.

Присел, подхватывая ее подмышки, дернул вверх, усадил, прислонив к дереву. Но Лена была вялая, безвольная, утратившая волю к жизни.

Но такая сексуальная…

Маленькая, бедненькая девчоночка.

— Ай, не могу! — сказал Влад, вновь выпуская член наружу.

Он пальцами раскрыл ее рот и заставил раздвинуть зубы, принимая его член внутрь.

— Губы сожми, — скомандовал он. Она не послушалась, но он уперся головкой в ее щеку изнутри и стало отлично. Он толкался между ее губ и постанывал от необычности ощущений. Присел немного, дернул ворот кардигана, нырнул за пазуху, нащупывая маленькие острые сисечки под простым бюстгальтером и дело совсем пошло огонь.

— Сладенький ротик, аааааа… — выдохнул он, кончая еще быстрее, чем в первый раз. Немного вышел, чтобы она не захлебнулась, зато теперь струйка спермы стекала из уголка ее рта. Хоть фото делай.

Но он удержался. Мало ли кто их сольет, чего девке жизнь портить.

— Господи, ну и дурында. Будешь вставать? — деловито спросил Влад, во второй раз заправляя член в штаны. Трусов он не носил, и это было удобно для таких случаев. — Ладно, хочешь — оставайся тут. Ты взрослая, я за тебя не отвечаю.

И он ушел.

* * *

Лена сидела, неловко привалившись к дереву, пока не стемнело. Холод пробирался холодными пальцами внутрь подобно насильнику через дыру между расставленных ног. Ей казалось, что там открытая саднящая рана, тоннелем ведущая прямо куда-то во внутренности. Привкус горькой вязкой спермы на языке вызывал тошноту.

Ей очень хотелось умереть прямо тут, но замерзать было слишком долго, а молодой организм был сильным и выносливым, поэтому уже в полной темноте она наконец встала, шатаясь от боли в затекших ногах и между ними и побрела куда-то наугад.

На самом деле парк был совсем небольшим, особенно если не искать специально безлюдные места, как это делал Влад, поэтому Лена довольно быстро вышла на асфальтированную дорогу и побрела по ней куда-то, надеясь, что рано или поздно выйдет к цивилизации. Мимо редко проносились машины, иногда притормаживая рядом с ней, но в свете фар становились видны сползшие чулки и испачканная юбка, поэтому они тут же срывались с места. Ну его нафиг, еще обвинят, что это он ее изнасиловал.

В какой-то момент до нее дошло, что к людям так выходить нельзя.

Лена остановилась и с удивлением обнаружила, что при ней все еще была ее сумка. А в ней бумажные платочки. Она размочила их в луже и вытерла пятна крови на бедрах, подтянула чулки, отряхнула юбку. Рукавами стерла остатки косметики.

К счастью, от парка почти до дома ее тети шел трамвай. Она забилась на заднюю площадку, постаравшись спрятаться от взглядов, но все равно краем уха слышала комментарии про пьяную шалаву и пару раз чувствовала на себе масляные взгляды мудаков, которых привлекают раненые птицы.

Домой ввалилась уже на остатках силы воли и рухнула сразу же в коридоре, устав держаться. Тетя, которая пила чай на кухне, бросила на нее всего один взгляд и длинно витиевато выматерилась. Лена не слышала таких выражений даже от забулдыг из котельной.

Она подлетела к Лене, подняла ее на ноги, загнала в ванную, велев вымыться и сунула даже свой пушистый белый халат.

Лезть под воду не хотелось совершенно, но от крана потянула теплом, и упрямое тело потребовало согреться. Она встала под душ, глядя, как по ее ногам стекают розовые ручейки. Там, где теперь была черная дыра вместо ее девственности, захолодило и потянуло. Пришлось лезть туда пальцами, чтобы смыть следы окончательно. Было противно и страшно, хотелось плакать.

А при виде красной юбки со следами грязи, белыми пятнами спермы и бурыми — крови, она чуть не зашлась в истерике, но дверь дернула тетя и вошла со стаканом коньяка.

— Пей, — она сунула его Лене. — Залпом пей, не кривись, это лекарство.

Она покосилась на юбку, вздохнула, ушла и вернулась с мусорным пакетом.

Пока тетя собирала в него все эти красивые вещи, которые так воодушевляли Лену еще утром, она чувствовала, что ее жизнь вот так же сейчас достойна быть выброшенной в мусор.

Зубы стучали о край стакана, но горький огонь в нем вышиб из нее дух, окатил расслаблением и сразу согрел, как не удавалось и кипятку из крана.

— Может, в полицию? — спросила она тетю.

— Какую полицию, дура? — скривилась та. — Ты сама поехала? Сама пошла? Небось целовалась и лапать давала? Ну все, как ты теперь докажешь, что не сама дала, а потом испугалась? А менты будут твою историю по кругу слушать и друзей звать, чтоб подрочить. Так что пей коньяк и молись, чтобы не залететь.

— Не залечу, он… — и Лена наконец разрыдалась. Страшно, горько, размазывая слезы и сопли по лицу, и даже холодный душ, под который ее сунула головой тетя, не помогал.

Та вытащила ее из ванной в пушистом халате, налила еще коньяка и усадила на диван. Села рядом, ссутулившись и закурила прямо в комнате.

— Бедная ты моя девочка, — вздохнула она и с неожиданным сочувствием погладила Лену по голове. — Сейчас дам таблеточку, поспишь нормально.

Проспала Лена сутки. В университет не пошла. На работу тоже.

И на следующий день. И на следующий.

И через неделю.

Она лежала на своем диване-книжке в тетиной гостиной, где жила, и смотрела на ковер на стене. Его восточные узоры были интереснее любого сериала и всех лекций вместе взятых.

Тетя ничего не говорила. Оставляла ей бутерброды и вареный рис, которые Лена ела, потому что организм требовал выживать. Но если еды на табуретки у постели не было, так и продолжала лежать лицом в стену.

— Тебя из универа не попрут? — с беспокойством спросила как-то тетя на исходе третьей недели.

С работы Лену поперли куда раньше. За ее униформой забежала такая же скромная провинциалочка, еще сияющая счастьем от того, что закрепилась в большом городе. Тетя проводила ее печальным взглядом.

Лена не отвечала. Между ног перестало кровить на третий день. Забыть ощущение пронзающей ее чужой враждебной плоти, присваивающей себе, отнимающей у нее самой было куда сложнее.

К Лене большой город и мечта о любви оказались слишком жестоки.

— Вот что, дорогая, — как-то уже в декабре пришла в ее комнату тетя и села на кровать. — С этим надо что-то делать! У меня есть знакомый психотерапевт, он согласился с тобой пообщаться бесплатно, по доброте душевной. Посмотрим, что можно сделать. Может, таблеточки выпишет, может, придумаем как тебя в больничку положить.