Читать книгу "Книга Лунной Ночи - Диана Дуэйн"

– Могу только позавидовать, – вздохнул Урруах. Его густая шерсть летом доставляла ему немало неприятностей.

– Ну так воспользуйся магией, – посоветовала Рхиоу. – Охлади ветер, и пусть он тебя обвевает.

– Вот еще, – отмахнулся Урруах. – Зачем тратить энергию? Смотри, они начинают.

Рхиоу вытянула шею и взглянула на музыкантов: они затихли. Вышедший к ним эххиф не был изображен на афише. Это оказался коротенький, толстенький, кудрявый самец, который остановился перед оркестром и взмахнул небольшой палочкой.

– Он, случайно, не один из нас, магов? – спросила Рхиоу.

Урруах внимательно посмотрел на эххифа.

– Дирижер? Мне по крайней мере ничего об этом не известно. – Он склонил голову набок, прислушиваясь к голосу Шепчущей, затем кивнул: – Вот и она говорит – нет… Смотри, идет!

На сцене над тем местом, где сидели музыканты, появилась огромная фигура в рубашке с коротким рукавом и темных брюках. Для эххифа, решила Рхиоу, он довольно привлекателен; удивляло только количество меха на лице. Человек подошел к краю сцены и обменялся несколькими словами с коротеньким толстеньким дирижером. Оркестранты зашевелились и стали тихо ударять смычками по струнам.

Маленький эххиф что-то предложил, и большой эххиф кивнул и отошел, чтобы занять нужное место на сцене. Еще несколько секунд из динамиков доносились треск и свист, потом наступила тишина. Эххиф-дирижер поднял свою палочку.

Зазвучала музыка. Она показалась Рхиоу странной, как, впрочем, и всякая человеческая музыка. Урруах зачарованно смотрел на большого эххифа, который неожиданно запел.

Сила звука оказалась удивительной, даже без всяких технических приспособлений: в этом Урруах по крайней мере был прав. Послушав с минуту, Рхиоу тихо спросила Урруаха:

– Так о чем он так завывает?

– Ария называется «Нессун дорма». Это значит: никто не будет спать.

– При таком-то шуме… – пробормотала Рхиоу. – Можно понять, почему никто не будет спать.

– Ах, не привередничай, Рхи, – сказал Урруах. – Дай ему шанс показать себя. Послушай еще.

Рхиоу со вздохом послушалась. Для кошачьих ушей гармонии были странными и не разрешались правильно; Рхиоу решила, что, сколько ни слушай, это обстоятельство вряд ли изменится, во всяком случае для нее. Что ж, по крайней мере, зная Речь, она понимала смысл арии… Человек пел со страстью кота, надеющегося на исполнение своих желаний, стоя в одиночестве под звездами. Скоро звезды поблекнут, пел он, займется рассвет, и тогда он победит… хотя кого или что победит, оставалось пока неясным: в арии об этом ничего не говорилось. Может быть, другого самца? Похоже, все это имело отношение к какой-то самке, для которой самец и пел, – хотя никаких признаков ее присутствия и не наблюдалось, и вообще было непонятно, существует ли она в реальности. Это по крайней мере было вполне похоже на кота: наполнять своей песней одинокую безмолвную ночь, не зная, есть ли надежда на исполнение желания.

А может быть, – подумала Рхиоу, – это ее, ту, за которой ухаживает, он и собирается победить.

Мысль о том, что победа, возможно, подразумевала не только секс, заставила Рхиоу слегка улыбнуться. Коты, которые пытались подчинить своей власти подружек, быстро узнавали, что, как только угар страсти рассеивается, им не достается ничего, кроме поцарапанной морды и головной боли.

Было несколько странно, конечно, слышать полное такой силы и страсти пение от самца, неподвижно стоящего на голой сцене и сжимающего в руках вовсе не самку, а всего лишь кусочек ткани, которым он периодически вытирал лицо. Певец на мгновение умолк, и откуда-то сзади зазвучали записанные голоса: другие эххифы печально пели о том, что и главный герой, и они сами скорее всего не доживут до утра, если тому не удастся победить… Но тут главный самец-эххиф снова запел с решительностью и силой, призывая других к мужеству. Последняя нота, излишне, на взгляд Рхиоу, громкая, хотя и поразительно точно взятая, заставила Рхиоу прижать уши. Звук длился и длился – такое казалось невозможным, даже учитывая огромный объем груди эххифа. Рхиоу почти против воли была захвачена этим долгим и громким последним словом: винцеееерррро! Пение словно ухватило ее зубами за шею и не отпускало. Каким бы чуждым ни был для кошачьего слуха этот звук, любой кот, обладающий голосом подобной силы, по праву мог бы выбирать любую кошку.

Эххиф позволил последней ноте умолкнуть. Прогрохотали последние аккорды аккомпанемента, и техники и рабочие разразились одобрительным свистом и аплодисментами. После того потока звуков, который обрушился на слушателей, городской шум и гудки автомобилей казались совсем тихими.

Эххиф-певец сказал несколько слов коротенькому кругленькому кудрявому человечку, который дирижировал оркестром, потом помахал платком, отошел назад и стал пить воду из бутылки. Дирижер повернулся к музыкантам и начал что-то им говорить. Рхиоу искоса взглянула на Урруаха; на кошачьем телесном языке это означало невольное восхищение.

– Эта песня немного напоминает мне ту часть «Спора», где поет Великий Кот: с удивительной невинностью, хоть он весь покрыт шрамами, и надеждой, хоть и знает, чьи зубы скоро сомкнутся у него на горле.

Урруах кивнул.

– Да, такое сопоставление мне тоже приходило на ум.

– Теперь мне понятно, зачем нужны все эти ограждения, – продолжала Рхиоу по пути к выходу. – Думаю, самки-эххифы просто накинутся на него после концерта и утомят так, что ему станет не до пения.

– Да нет, такого не будет. В его пении нет ничего личного.

– Как странно, – сказала Рхиоу. – Не могу понять, как он может так петь, если в этом нет ничего личного. Ведь последняя нота была настоящим вызовом на бой! После такого вопля он должен бы вонзить когти противнику в живот или схватить его за горло.

Урруах покачал головой.

– Они – это не мы. Однако дальше по ходу спектакля схватка все же произойдет.

– С другим самцом?

– Нет, в этой истории самец сражается с самкой. У нее, понимаешь, возникли проблемы…

Рхиоу в шутливом отчаянии прикрыла глаза: Урруах сел на любимого конька. Как и большинство котов, он никак не мог понять, что для кошек очарование песни в любой ее форме носит чисто сезонный характер. Когда кошка в охоте, голос кота приковывает ее внимание, потому что обещает исполнение самого нестерпимого желания. Когда же горячка минует, кошки стараются держаться подальше: иначе можно не сдержать смеха при звуках отчаянной полной страсти какофонии. Этого никогда не замечают коты, окружающие кошку в охоте – они бывают слишком захвачены соревнованием в артистическом и эротическом самовыражении.

Большинство объяснений Урруаха Рхиоу пропустила мимо ушей, но порадовалась тому, что разговор об опере отвлек его внимание от того, что им предстояло в этот день. Покончив с историей о схватке самца с самкой – после которой, по-видимому, самка сдалась на милость победителя (Что за странная фантазия, – подумала Рхиоу), – Урруах принялся пересказывать содержание – гораздо более запутанное – другой оперы, где речь шла о реке и каком-то куске металла.