Читать книгу "Ученик некроманта. Игры проклятых - Александр Гуров"

– Те, кто посмеет напасть, – умрут, – вставая, властно изрек лишенный половины лица Батури. Его потрепанный вид, искаженная ожогами личина и тлеющая мантия делали его внешность ужасной. Теперь он, как никогда, был похож на оживший труп. – Все, кто стоит в этой зале, отныне мои. И если я почувствую подвох или предательство, Страж испепелит посмевшего перечить мне и моей воле! – Клавдий оскалился, обнажая острые клыки. Он вытянул руку и, прокрутившись на месте, обвел клинком круг, указывая на каждого из собравшихся. – Вы дадите мне Кровь, дадите Кровь тому, кто вас породил! Клинки! Клинки! – бешеным зверем взревел Батури, всего одним словом, не требующим объяснений, приказывая каждому обнажить ритуальные клинки и вспороть себе вены. – К’йен! Ко мне и на колени! Ко мне! – К’йен хотел ослушаться, но ноги не повиновались: он сделал шаг вперед и уже не смог остановиться – он двигался медленно, словно в вязкой жидкости, мысли бесконечным потоком проносились, не задерживаясь, в голове, а К’йен все шел, и казалось, его пути не будет конца. – На колени! – приказал властный голос, и К’йен упал у ног Властелина.

– Моя жизнь в твоих руках, – преклоняя голову, ответил К’йен и сам не поверил своим словам.

Клавдий посмотрел на жертву и ехидно ухмыльнулся. Его безразличным взглядом, упорным, но лишенным эмоций, смотрела сама смерть. И К’йен в страхе перед неизбежным закрыл глаза.

– Не стоило играть в те игры, которые неминуемо приведут к гибели. Напасть, подговорив лишь четверых… ты совершил глупость и за глупость поплатишься жизнью. – Голос, которым говорил Батури, ему не принадлежал, этот голос был переполнен тоской, словно он сочувствовал К’йену и сожалел о грядущей гибели, но ровно настолько же он был безмятежным и спокойным, холодным и презирающим.

– Крови! – Закричала обезумевшая Тьма, в которую превратился Батури. Его хрустально-голубые глаза стали черными, как уголь, они светились Тьмой, приводя в ужас и страх все живое и неживое и в то же время завораживая, подчиняя. – Крови, Высшие!

Сорок бессмертных упали на колени и, безропотно выполняя приказ, полоснули себя по запястьям. Кисти Высших окрасились красным, тягучая кровь сперва мелкими каплями изукрасила сорок знаков, но стоило току набрать силу, а тонким струйкам дотянуться до камня, как сигил сам стал высасывать жизненные силы из своих жертв – нагло, беспардонно. Черный камень изукрасился алым, и чем дальше лилась кровь, тем чернее она становилась, словно впитывала в себя Тьму, наполнялась Тьмой. Красное на черном, дважды черном. Жизни сорока и еще двух, застывших в кровавом кругу, были отданы одному. Когда багряно-черная масса дотянулась до центра сигила, когда скопилась у ног К’йена, Клавдий занес Смерть и, вогнав искривленное лезвие в небьющееся сердце, смертью подарил новую жизнь.

К’йен упал в лужу чужой и собственной крови. Его жизнь и жизни сорока смешались в одну. Сталь, помнившая руку хозяина, вытянула из бездны дух, который немедля, без раздумий и жалости пожрал то тело, которое было ему преподнесено. К’йен был мертв, дважды мертв, но чужая воля заставила кричать даже мертвеца. Кровь, залившая сигил, вспыхнула, но огонь не обжигал – лишь щекотал своими язычками сорок искровавленных тел, не утративших подобия жизни, и одного мертвеца, над которым застыл Батури, смеющийся смехом безумца.

Огонь был красным, а сердце огня черным. Черная кровь, кровь Черного.

Ритуал подходил к концу.

Пламя утихло. Смех обезумевшего, окативший широкую залу, захлебнулся. Кровь, льющаяся из сорока вспоротых запястий, остановилась. А мертвец открыл глаза.

– Свершилось, – облизнув изувеченные огнем губы, улыбнулся Клавдий и протянул ожившему кинжал.

* * *

– Не знаю, почему бездна не пожрала меня – видимо, я оказался несъедобным даже для нее. Но я только рад, что произошло именно так, – рассуждал вампир, стоя на шпиле башни. Холодный ветер играл его волосами, бледная молодая луна ласкала его юношеское лицо, лицо К’йена, но уже не его. К’йен изменился, и это было заметно не только по мудрому, выражающему вековые опыт и знания, взгляду, но и по манерам, жестам, мимике, и даже чертам лица. Казалось, метаморфозы, произошедшие с юным вампиром, не должны были повлиять на его внешность, но она стала другой – более мужественной, зрелой. Теперь это был не К’йен, а Каэль, и лишь слепой не заметил бы этого. – Твоя настойчивость вернула мне жизнь, и я тебе за это благодарен.

Каэль, истосковавшийся по ветру и луне, свежему воздуху и свободе, заставил Батури забраться на самую высокую башню Зеркального Замка, и теперь они вдвоем сидели высоко над землей и смотрели на безликий ночной светоч, на необъятные леса, раскинувшиеся вокруг замка на множество лиг, на кипящую даже в мертвой стране жизнь, никогда не покидавшую лесные угодья. Каэль набрал полную грудь воздуха и шумно выдохнул.

– Свобода, – с наслаждением протянул он, оборачиваясь и глядя на Клавдия. – Благодарю.

– Не стоит благодарностей, – учтиво улыбнулся Батури.

– Многое изменилось после моего ухода, но теперь я вернулся, и все пойдет как раньше. Правда, для этого придется постараться.

– Наш род на грани вымирания… – Батури потупил взор, чувствуя свою вину. – Это произошло из-за меня, но…

– Ты все сделал правильно. – Легкое касание в чужие мысли дало Каэлю недостающие знания. Пройдет не так много времени, и он будет знать все, что ему нужно, и даже больше. – Чтобы получить сильную расу, надо избавиться от отребья. Некроманты, желая насолить нам и обессилить, только помогли. Мы лишились хвоста, который тянул вниз.

– Жестко сказано, – произнес Клавдий. – Эти слова не лишены смысла, хотя я бы предпочел иметь в запасе не только качество, но и количество.

– Голодное, обездоленное племя, разуверившееся в сильных собратьях, не сыграло бы нам на руку, только наоборот. Чтобы спасти тело от гангрены, надо отрубить зараженную часть. Это неизбежно, сколь бы ни была тяжела потеря. Низших в любом случае пришлось бы убить, правда, их смерти могли принести пользу расе, но и такая гибель не особо страшна.

– Они нарушили приказ. Сегодня мы нарушили его снова, – с горечью выговорил Клавдий. Сегодня Перворожденный позволил своим Детям вкусить людскую кровь. Пробудившимся после «долгой дороги» это было необходимо, но рисковать и радовать пищей сразу всех казалось непростительной ошибкой. Батури не хотел начинать этот разговор, но не начать его он не мог: – Каэль, зачем ты приказал Высшим разорить несколько деревень и угнать почти полсотни людей? Некроманты вышлют карателей.

– Мы отдадим виновников сами, – пожал плечами Каэль.

– Как? – Сперва Клавдий не понял, а позже и не поверил в услышанное. – Ты… ты понимаешь, что эти Высшие – последний оплот рода?

– Я не сказал, что мы выдадим всех. Достаточно четырех. Тех четырех, которые посмели тебе мешать. Предатели нам ни к чему. А так – и Высшие будут сыты, и некроманты довольны, и мы лишимся ненужного навоза. Я не боюсь пожертвовать негодными зернами и оставить только здоровые семена, из которых вырастут по-настоящему сильные древа. Мне нужна армия, которой я могу доверять, не опасаясь, что за моей спиной занесен осиновый кол.