Читать книгу "Я спас СССР! Том I - Алексей Вязовский"

— Анекдот ребятам рассказал — Лева моментально переключился — Еврейский. Как раз про 37-й год.

— Ой, а нам можно? — Вика уселась на стул, схватила меня за руку

— «Рабинович, скажите, а вам помогало то, что вы «Рабинович»?»

— Конечно, в 1937 году. В шесть утра звонок в дверь. На пороге двое в штатском. Шнеерсон?! Мы за вами! Собирайтесь… А я не Шнеерсон!»

Девушки смеются, мы тоже присоединяемся.

Конец вечера проходит очень мило, по-домашнему. Мы еще едим, еще танцуем, болтаем. Потом ребята начинают собираться. Уже поздно, до закрытия метро остается час.

— Идите без меня — Вика спокойно смотрит на ребят — Я помогу Леше убраться.

В глазах парней понимание, у девушек — легкая зависть на лице.

Вика начинает мыть посуду, я встаю сзади. Меня всего колотит от запаха ее духов, от мягких окружностей под легким голубым платьем. Расстёгиваю молнию на спине, целую девушку в шею. Она глубоко вздыхает, руки с бокалами опускаются. Я чувствую, как она сама подвигается ко мне, и стягиваю платье вниз. Туда же отправляются и белые хлопчатобумажные трусики. Одна моя рука начинает ласкать под бюстгальтером грудь девушки, другая пытается расстегнуть ремень на брюках. Наконец, это удается, и тут раздается грохот. Вика уронила бокал, и тот раскололся.

— Ой! — девушка пытается вырваться, но я ей шепчу.

— К счастью!

Наклоняю ее и резким движением вхожу. Двигаюсь быстро, слушая громкие Викины вскрики. Долго оргазма ждать не пришлось — мы были слишком возбуждены.

25 мая 1964 года, понедельник.

Москва, Таганка.

Встали мы по привычке рано. В шесть утра. Пока я делал зарядку и отжимался, Вика сообразила завтрак. Из остатков вчерашнего пиршества.

Мы сели за стол, начали, обжигаясь пить чай и есть.

— Леша, мне поговорить с тобой надо.

Началось! Неужели опять про моих бывших?

— У меня скоро «опасные» дни… И вот я подумала…

Фуу. Я перевел дух, прожевывая бутерброд. Контрацепцию и правда, надо обсудить.

— Я могу выписать у знакомой таблетки — Вика покраснела, отставила чашку в сторону — Они не позволят забеременеть.

— Не надо. Это лишнее.

Противозачаточные таблетки в 60-х годах еще очень несовершенные. Много побочек, включая быстрое образование тромбов. Нам это нужно? Однозначно нет!

— Я куплю презервативы. Ты согласна?

Дождавшись кивка, продолжаю — Переехать сюда не приглашаю — сам на «птичьих правах», поэтому…

— А я и не прошу — заторопилась Вика — Меня все устраивает, ты главное пиши!

— А ты главное к экзаменам готовься!

На этой позитивной ноте, мы закончили завтрак, быстро, в четыре руки моем посуду и едем на учебу. Вика готовится к экзаменам. В главное здание МГУ. Я — на Моховую.

И сразу на входе меня перехватывает молодой прыщавый студент. Кажется с первого курса. Волосы растрепаны, очки запотели от волнения.

— Я Володя Сидоренко — парень буквально пожирает меня глазами — Хочу вступить в Метеориты. У меня и стихи есть.

Володя помертвел лицом, готовясь прочитать свои вирши.

— Стоп, стоп, стоп — прервал я порыв студента — Просто так вступить в Метеориты нельзя. Надо пройти курс молодого бойца.

— Что за курс? — впадает в ступор поэт.

— В нашем объединении есть несколько комиссаров-комет — начинаю я сходу придумывать иерархию — Они дают задания ученикам-болидам. Если те проходят испытания, то становятся метеоритами. Совершенствуешь свой стиль, помогаешь объединению? Вот уже ты спутник. Допускаешься к экзаменам. Сдаешь их и становишься кометой.

— И тут тоже экзамены?? — парень разочарован.

— А где их нет — я развожу руками.

— Ладно, я согласен — тяжело вздыхает студент — Что надо делать?

— Идти за мной. Твои испытания уже начались.

Мы поднимаемся на этаж декана. Заславский уже у себя и меня быстро пропускают к нему. Сидоренко остается ждать в приемной.

— Русин, с каких пор я стал твоим секретарем?

Декан встречает меня недовольной миной.

— А что случилось?

— На меня вышли бывшие ученики из нескольких газет. Хотят твои стихи опубликовать. Мне звонили Пахмутова и Фрадкин. Оба хотят из Мгновений сделать песню.

— Вы смотрели Огонек?

— Его вся страна смотрела — декан мне перебрасывает целый лист заполненный телефонами и фамилиями. Рядом ложится папка с Городом.

— Роман отличный, оторваться не мог — Заславский лишь качает головой в удивлении — Если понадобятся мои рекомендации… Кстати, очень советую не тянуть со сборником стихов. Они у тебя замечательные, хотя в очень разном стиле. И это странно.

Мы молчим. Мне оправдываться не с руки, тем более индульгенцию на творческом вечере я себе выписал, декан же просто размышляет. Его рука опять рисует чертиков на бумаге.

— Стихи советую издать в Молодой Гвардии. У меня там есть старый товарищ — он быстро протащит через редактуру и поставит в темплан. Может даже выйдет быстрее Города. Его телефон в списке — Заславский кивает на лист, что я держу в руках.

— Большое спасибо, Ян Николаевич! — я прижимаю руку к сердцу — С меня причитается!

— Экзамены не завали, причитальщик! — смеется декан — Отмазывать не буду.

* * *

Весь оставшийся день проходит в какой-то нервной суете. Я напоминаю себе жонглера, который подбросил десяток тарелок вверх и должен их поймать. Сидоренко уезжает к Асе в Алтуфьево с романом, а я связываюсь с людьми по списку декана, обсуждаю условия. Потом бегу к верной «Башкирии» печатать стихи и пьесы про Ленина. Вместе с папкой Города, Заславский выдал мне еще три пачки дефицитной бумаги. Надо торопиться. Время тикает — заговор зреет. Каждый день СЛОВО будит меня и я просыпаюсь с осознанием того, что последний вагон уезжает с перрона. Прыжок, хватаюсь за поручень…

В библиотеке меня разыскивает Оля. Староста сама замотана делами, поэтому мы быстро согласовываем список выступлений на факультетах. К математикам и биологам присоединяются историки и химики.

— Русин, я денег брать не буду! — резко говорит мне Быкова.

— А что, предлагают? — удивляюсь я.

— Наши нет. Но приходили знакомые комсорги из МИСИ и из 1-го Меда.

— Они-то откуда знают??

— А кто в Огоньке выступал? — вопросом на вопрос отвечает староста. Крыть нечем.

— И сколько предлагают? — я тут же поднимаю руки в защитном жесте — Просто для информации!

— По двести пятьдесят. Пятьсот рублей. Сумасшедшие деньги! — Оля раскраснелась от гнева и чудо как хороша.