Читать книгу "Тайна дома Морелли - Маленка Рамос"

От неожиданности Томми вскинул голову. Он все еще сидел на полу, прижав колени к груди и обхватив их руками, а марионетка стояла над ним.

– Я не хотел. Я был мелким… Я был мальчишкой. А она… Что это за шутка? Что за чертова шутка?

– Не трогай меня! Не трогай меня! Не оставляй меня с ними, Томми!

Женский голос гремел у него в ушах, словно ему по голове били деревянной колотушкой. Образы и воспоминания толпились перед его внутренним взором: тот бар, лагерь в Кабуле, юная девушка среди солдат. А потом – алкоголь, хохот мужчин, плач девушки, весь этот кошмар.

«Не трогай меня», – вопил голос.

«Не оставляй меня с ними».

«Не позволяй им меня трогать».

– Он был хороший парень. Трик-трак, – распевало существо, скаля острые зубы. – И был у него секретик. Трик-трак. Он славный был солдатик. Трик-трак.

– Сжалься надо мной, господи! – взмолился Томми. – Пожалей мою душу и прости меня. Я был пьяным мальчишкой, который не понимал, что творит. Прости мне мои грехи. Прости невежество. Пожалей мою душу. Сжалься…

– Заткнись, дурак. Я – твоя единственная надежда! Я гнев божий, – существо захохотало.

Томми смотрел на него во все глаза. Кукла протянула ручищи, вцепилась ему в плечи и рывком поставила на ноги. Костлявые пальцы вонзились в тело Томми.

– Ну что, потанцуем, зеленоглазый солдатик? – скрипела тварь.

– Господи, прости меня, – только и успел выговорить Томми.

26

Ему следовало провести в больнице чуть больше времени. Но он возвращался домой, и руки, сжимавшие руль, дрожали. Обычно у него в машине бормотало радио. Окошки он не открывал, чтобы в салон не проникал холод. Однако сейчас было жарко, а единственное развлечение, которого алкала его душа, была ночная тьма, клубящаяся повсюду, остроконечные тени деревьев, уносящихся вдаль, как бесплотные духи в бесконечных полях, да ветер, который просачивался сквозь крошечную щелку, оставленную в окошке.

Перед глазами Роберта все еще стояло равнодушное лицо Дэнни, лежащего в больничной кровати, внезапная дрожь его тела, его отчаянные крики: «Не дай ему забрать меня. Не дай ему вылезти из картины». Если бы он только мог избавить сына от этого кошмара, который застыл у него в глазах…

Медсестра вколола ему успокоительный. Дэнни уснул, вцепившись в запястье Роберта своей худенькой ручкой. Он и не взглянул на безутешно рыдавшую мать, которая, услышав крики, чуть дверь с петель не сорвала. Не взглянул мальчик и на Пола Колемана. Дэнни желал видеть перед собой только его лицо, только его рука могла утешить его, пообещать ему, что ничего страшного не случится, что он в безопасности, что больше никто не заберет его и не испугает.

С каким трудом покинул он палату Дэнни! Ни разу в жизни не испытывал он такого беспокойства, такого страха, сконцентрированного в одном участке мозга, такого бессилия. Он даже не посочувствовал Полу, когда на глазах у того мальчик умолял Роберта остаться. Лицо Лорны исказила гримаса стыда и страха. Она не могла понять, почему Дэнни так себя ведет. Ни понять, ни смириться с этим. Чуть позже, когда Роберт вышел в коридор и понуро, нетвердой походкой направился глотнуть свежего воздуха, Пол устремился вслед за ним, умоляя о помощи. Полосатая рубашка Пола была мокрой от слез и грязной от поплывшего макияжа Лорны. Но что, что мог сделать Роберт, как он мог им помочь?

Изложить Полу свою версию происходящего – все равно что признать свою вину в преступлении, которого не совершал. Этот человек ничего не понимал. Он уставился на картину так, словно сама преисподняя полыхала на несчастном шершавом прямоугольнике. Он разбил ее о стену, и осколки стекла разлетелись по всему полу. Затем разнес в мелкие щепы хрупкую раму. Как будто это могло что-то остановить. Какая наивность!

Пол Колеман. Унылый обыватель Пол. Человек, который ограничил свою жизнь работой, чтобы супруга могла вести ту жизнь, которую желала. Его сердце было явно крупнее мозгов, и все-таки он что-то предчувствовал, что-то понимал, и от этого пребывал в растерянности и тревоге. Роберт ожидал, что встреча лицом к лицу с правдой вызовет в нем взрыв унижения и ярости, но ничего похожего не произошло. Да, это было абсурдно. Но таков Пол.

Он обнял Роберта и отчаянно зашептал, что понимает, какую боль ему причинил. Какого он ждал ответа? Не ты отнял у меня сына, Пол. Во всем виновата твоя жена, а заодно и я сам. Я со своей глупой привычкой всюду соваться с добром. Я со своим призванием, трусостью и тоской. Только я во всем виноват, Пол.

– Только я… – пробормотал он.

* * *

– Я заберу к себе Дэнни на несколько дней. Со мной он будет в безопасности. И объясню ему все, что не осмеливался рассказать столько лет.

Пол кивал в ответ, как болванчик.

– А если это всего лишь ночные страхи?

– Лори, закрой рот.

Лорна уставилась на Пола так, будто за всю их со-вместную жизнь он ни разу не сказал ничего более здравого. В этот момент Роберт горячо пожалел, что вообще знаком с этой женщиной. Пол соглашался: он верил в Бога, а значит, и в дьявола тоже. Все происходящее неплохо умещалось в его голове.

– Да, Роберт. Всего на несколько дней. Я считаю, что это справедливо… У тебя есть право.

– Когда его выпишут.

– В смысле, ты заберешь ребенка, когда его выпишут?

Лорна смотрела на них птичьими глазами, и лицо у нее было как в телесериале. Должно быть, она уже прикидывала что-то насчет адвокатов, а заодно представляла, как весь город будет показывать на них пальцем. Но промолчала.

«Славный парень этот Пол», – пришло в голову пастору. Он тихонько засмеялся, хотя все, чего ему хотелось, – это выйти из машины и заказать себе еще виски. Двух рюмок оказалось достаточно, чтобы размышлять спокойнее. Он даже не запомнил названия кафе. Желтые и красные огоньки, Портленд, одиночество. Пьян он не был. Зато мог размышлять более свободно, и это означало, что страх вливался в него во всей своей красе. Разве не был он всего лишь человеком? Какое ужасающее одиночество! Но потом он увидел свой дом, черепичную крышу, живую изгородь, чудесные деревья, плющ, взбирающийся по стенам. Увидел ее, свою Амелию.

Он почувствовал воодушевление. Она стоял напротив дверей как бесплотный дух, ее тонкую лебединую шею согревала шаль. Черные волосы рассыпаны по плечам. Ее красота, в обычное время тщательно скрываемая, мигом бросилась ему в глаза. Она была скромна, но прекрасна.

Что он мог сказать? Он вздохнул.

– Роберт! Где ты был? Я беспокоилась.

«Ах, любовь моя, – невольно подумал он. – Я был в аду моего собственного отчаяния».

– Амелия…

– Что с тобой?

Ему показалось, что он сейчас пошатнется или упадет. Сил хватало только на то, чтобы вытащить ключ из кармана брюк. Амелия смотрела на него во все глаза. Он почувствовал ее руку у себя на щеке, жар пальцев, осязающих каждую пору на его коже.