Читать книгу "Античный мир «Игры престолов» - Айеле Лушкау"

Но Елена Троянская и добровольное похищение женщин, упомянутое Геродотом, – не единственный способ политических перемен. У римлян была другая модель, проявлявшаяся в эксплуатации добродетельной женщины жестоким воплощением тиранического правления. Самым знаменитым примером является, вероятно, изнасилование Лукреции. Эта история получила распространение во времена Августа, когда Рим снова вернулся к самодержавию, но она стремилась быть доброжелательной, оберегающей древнеримские ценности и максимально отдаленной от излишеств восточной монархии (созданная по образцу царицы Клеопатры, чья репутация пострадала от пропаганды Августа). По рассказам Ливия и Овидия, Лукреция была супругой мужчины по имени Коллатин, родственника Тарквиниев, правителей Рима. В то время участились массовые беспорядки, ставшие причиной возросшего военного бремени и последующим ростом бедности среди людей, которые слишком долго пробыли на обязательной службе, чтобы обеспечить свою семью. Царь решил справиться с этими беспорядками с помощью увеличения общественных работ, заняв горожан строительством великого храма богу-хранителю Рима Юпитеру Оптимусу Максимусу, а также величайшей канализационной системы Рима Клоаки Максима. (Эти монументальные творения не случайны: и религия, и инфраструктура были в упадке во время гражданской войны, которая привела Августа к власти, и теперь находились в процессе восстановления новым режимом.)

При таких обстоятельствах царский сын Секст Тарквиний осаждал соседний город. Его сопровождали юные римские аристократы, включая двоюродного брата Коллатина, и, по обыкновению, они свели разговор к воспоминаниям о доме, и каждый из мужчин хвастался, что именно его жена является воплощением добродетели. Разговор был оживленным и стал еще оживленнее, когда мужчины решили узнать истину эмпирическим путем: выехать под покровом ночи и лично увидеть, чем занимаются их жены, пока мужья в отъезде. Сначала они отправились в Рим, где обнаружили, что женщины из царской семьи наслаждаются отдыхом и ведут себя неприлично, к большому разочарованию их мужей. Не замеченные женщинами, мужчины отправились в Коллацию, в дом Коллатина. Там они встретили Лукрецию, которая занималась шитьем вместе со своими служанками. Овидий даже отметил, что Лукреция шила плащ для мужа, чтобы тот надевал его в бой. Увиденное дало Коллатину право на гордость, а на следующий день мужчины вернулись в лагерь.

Очевидно, что такое незамысловатое разделение женщин на добродетельных и аморальных предвещает грядущие политические перемены: женщины из царской семьи аморальны и не знают меры дома так же, как их мужчины не знают меры в управлении государством. Далее, женщины из царской семьи двуличны: они ведут себя определенным образом, когда мужчины дома, и совсем иначе, когда те в отъезде, в то время как Лукреция честна всегда. Такое сравнение наводит нас на мысль, годятся ли мужчины, чьи женщины ведут себя подобным образом, для управления государством; другими словами, женщины являются показателем того, насколько хорошо проявляет себя режим правления. Применить это к Вестеросу довольно просто: представления Сансы о благородном дворе и ее разочарование от осознания того, что положение вещей в Королевской Гавани не всегда такое, каким кажется, делает ее нравственной в собственных глазах, но в то же время она является образцом северной добродетели и в особенности кодекса чести Старков (и, возможно, их наивности). Кокетство Маргери Тирелл, с другой стороны, говорит о двуличности Тиреллов и их жажде власти, в то время как инцест Серсеи не оставляет никаких сомнений в отсутствии нравственности у представителей дома Ланнистеров.

Скромность Лукреции, однако, предвещает ей плохой конец. Пораженный ее красотой и характером, Секст Тарквиний решает ее заполучить. Следующей ночью он сбегает из военного лагеря в Коллацию и требует, чтобы Лукреция подчинилась его домогательствам. Когда женщина отвергает царского сына, он угрожает ее убить и устроить все таким образом, что в ее постели найдут тело мертвого раба и все, включая ее мужа, подумают, что она предалась с ним разврату. Лукреция подчиняется, но, когда Секст уходит, тотчас отправляет гонца к отцу и мужу с просьбой прийти и привести свидетелей. Явившись, они обнаруживают Лукрецию с ножом в руках, готовую убить себя из-за потерянной чести. «Никакой распутнице пример Лукреции не сохранит жизни!»[42] – восклицает она и отказывается слушать даже тогда, когда ей говорят, что изнасилование не может запятнать ее честь, так как этого не хотела и не давала согласия. Но все тщетно. Пока отец и муж оплакивают ее, двоюродный брат Брут, приведенный Коллатином, вырывает окровавленный нож из мертвых пальцев Лукреции и клянется отомстить за ее поруганную честь. В короткий срок Коллатий поднимает открытое восстание против царя и его семьи, и буквально в одночасье Тарквиниев свергают, а Рим становится республикой.

История Лукреции типична: в древних Афинах была похожая история, в которой пара влюбленных, Гармодий и Аристогитон, свергают тирана Писистрата за неуважение к сестре Аристогитона. Римляне рассказывали и другие версии истории Лукреции всякий раз, когда попирались суверенные права народа. И Лианна Старк, из-за которой началось восстание, была не единственной жертвой: принцессу Элию Мартелл Дорнийскую также изнасиловали и убили, когда была взята Королевская Гавань, и Элия, как и Лианна, также остается на заднем плане саги. Оберин Мартелл – несомненно, будущее Дорна – до сих пор жаждет правосудия за смерть Элии, и эта обида сыграет свою роль, поскольку новое поколение Таргариенов приближается к Вестеросу. Тема женской скромности, таким образом, не теряет своей важности, и она порождает некоторую предвзятость относительно данных персонажей. Например, как мы должны «читать» Элию? Сначала она кажется просто обиженной женщиной, еще одной жертвой страсти Рейгара к Лианне, такая же, как Роберт Баратеон. Затем ее ужасная смерть и обещание ее семьи отомстить еще больше сближают Элию с Лукрецией, сплачивая героев саги для свержения династии, но уже скорее против узурпаторов Ланнистеров, нежели против Таргариенов. Однако если Рейегар вполне подходит на роль Секста Тарквиния, является ли Элия его аморальной женой по сравнению с верной Лианной, подобной Лукреции? Ни одна из женщин не выжила, чтобы рассказать свою историю, но обе канонизированы как образцы оскорбленных женщин и правомерность многолетних обид на правящую династию. История Лукреции стала одним из самых знаменитых культурных мемов Рима, ее повторяют и цитируют. Станет ли Элия новой Лианной, новой Лукрецией? Как всегда, Джордж Р. Р. Мартин расширяет и усложняет традиционные идеи: насильник может вовсе и не быть насильником, а месть как за реальное, так и за мнимое сексуальное насилие неоднократна и несоизмерима.

Тень свободы

Демократия в общем и целом считается одним из величайших изобретений древних Афин и величайшим наследием Античной эпохи. Большинство из нас живет в западных демократиях, однако наш опыт участия в политической жизни кардинально отличается от того, что древние афиняне могли бы обозначить как свой собственный. Например, мы не тянем жребий, как делали афиняне, чтобы избрать должностное лицо, а вместо этого голосуем, исходя из небольшого списка кандидатов, которые выдвигаются от партий. Хоть мы и можем выбирать консерваторов или лейбористов, демократов или республиканцев, никогда не отдаем это на волю случая: мы выбираем не просто какого-либо демократа или случайного гражданина, а политического деятеля, который работает в партийной системе. У афинян, напротив, все жители считались равными, и, таким образом, каждый из них мог стать должностным лицом. И единственным способом доказать, что право на власть распространено в равной степени между всеми гражданами, были жеребьевки среди периодически обновляемых групп людей, таким образом позволяя гражданам иметь равное право на власть в течение того же срока, что и другие. Это кажущееся равенство, конечно, проявлялось не в полной мере, потому что, когда афиняне говорили «все граждане», они подразумевали только мужчин и только рожденных в афинской семье. Женщины, мигранты, рабы и другие жители не обладали правом на прямое политическое участие: они не имели права голоса в составлении законов, которые регулировали и контролировали их жизни. Римский взгляд на гражданство был в целом более гибким: рабы, получившие свободу, итальянские союзники и иностранцы, которые сослужили Римскому государству добрую службу, могли рассчитывать на получение гражданства и полную или частичную защиту римским законодательством. Но как в Греции, так и в Риме был рабовладельческий строй, и в каких бы условиях ни жили рабы, или какие бы права они ни получали от Рима, не было возможности избежать этого ясного и резкого различия: были те, кого освободили, и те, кто все еще оставался рабом.