Читать книгу "Бастион - Дмитрий Леонтьев"

— Часа три, — прикинул Леонтьев. — Еще немного… Сам знаешь: немец — не товар в магазине, на полке нас дожидаться не станет… А ты, девочка, вздремнула бы. Если что, мы тебя растолкаем.

— Заснешь здесь, — едва удержалась от всхлипываний Баста. — Холод собачий, вода эта вонючая…

— Да, вода… Мы перед войной в Таллинне стояли, — вспомнил Леонтьев. — Получили приказ идти в Кронштадт… Ох и бомбили же нас фашисты! 65 судов на дно пошло… А ребят сколько… Вода ледяная…

— Судя по лицу, ты и сам там поплавал?

— Было дело… Повезло — вытащили… Знаешь, что немцы говорят о нас? "Тупое русское упрямство". Я хочу с этим "тупым упрямством" до Берлина дойти и посмотреть, как они свою столицу защищать станут. Насколько они "белокурые бестии"…

— Кажется, идет кто-то, — прислушался Ершов.

Из темноты показался посыльный.

— Командир велел передать, что б вы возвращались, — сказал он. — Ваши ребята другой дорогой вернулись. Что-то у них там изменилось.

— Все живы? — обеспокоился Леонтьев.

— Не знаю. Но языка привели — я видел…

— Ну, бывай, сержант, может еще свидимся когда, — Леонтьев коротко козырнул и скрылся во тьме.

Ершов со вздохом взвалил пулемет на плечо:

— 27 кило… Иди спать, Кошкина. Завтра, может, и не удастся… Как сложится…

… Но поспать не удалось. Голодная, растерянная, одеревеневшая от холода, Баста стояла в окопе рядом с человеком в кожанке. Командир посмотрел на часы.

— Сейчас начнется… Ну, давай, богиня войны…

Баста не успела переспросить, как над ее головой что-то громыхнуло и вдали, над вражескими окопами, взвилось облако дыма. Еще одно… И еще… Через три — четыре минуты редкий артобстрел стих.

— Это — все?! — спросил у командира подошедший Ершов. — Товарищ капитан?! Вот это — все?!.

Капитан облизал обветренные губы и медленно потянул из кобуры пистолет.

— Слушай мою команду! В атаку! За Родину! Впере-ед!..

И тут ответный удар нанесла немецкая артиллерия. Земля перед окопами вздыбилась, пошел какой-то странный гул, словно кто-то невидимый дул в огромную медную трубу. Воздух наполнился свистом и щелчками.

Басту сбил с ног рухнувший на нее Ершов. Лицо сержанта было залито кровью.

— Твою мать! Твою мать! Твою мать! — ворочаясь в ледяной жиже окопа, орал он. — Глаза!.. Твою мать! Глаза!..

На Басту нашло оцепенение. Богини не умеют умирать. Людям проще. Они готовы к смерти. А как быть тем, кто решил, что он — существо высшего порядка? Такого ужаса она не знала еще никогда… Широко раскрытыми глазами она смотрела на развороченный осколком висок капитана, на слепо тыкающегося о все стороны Ершова, на фонтаны земли, поднимающиеся то тут, то там, вдоль давно пристрелянных немцами окопов..

— Пулемет! Где пулемет?!

Еще толом не очнувшись, она с трудом подняла из грязи и вложила Ершову в руки тяжелый пулемет. Слепой разведчик, не обращая внимания на режущие вокруг него воздух осколки, с трудом перевалился из окопа на землю, поднялся на ноги…

— На-а!..

Длинная очередь ушла в небо. Ершов сделал вперед шаг, второй… Он шел в полный рост, вслепую стреляя из пулемета. Тут из окопа вывалился какой-то, тощий как скелет, очкарик в промокшей насквозь шинели и крича что-то злое, матерное, побежал на немцев. За ним поднялся еще один солдат, и еще… Люди лезли на колючую проволоку, повисали на ней, убитые, переваливались через тела мертвых товарищей и бежали, бежали, бежали… (Позже, в воспоминаниях, один из выживших немецких десантников напишет, что "Было куда проще шесть раз прыгать с парашютами на Крит, чем один день сражаться с русскими ополченцами. Мы их — БОЯЛИСЬ!")

Окончательно потерявшись от происходящего, Баста тоже выскочила из окопа, но ее толкнули, она упала… Поднялась…Снова толкнули…

— Да вы что?! Что вы делаете?!

Снова толчок… Она беспомощно барахталась в грязи, понимая, что ее просто — напросто оберегают от пуль и осколков, и плакала в голос от бессилия и беспомощности…

Когда, наконец, зареванная, с ног до головы покрытая грязью, она добралась до немецких окопов, там все было уже кончено.

Небольшая горстка бойцов собирала по окопам оружие, оттаскивали в сторону тела, перевязывали раненых.

— Без тебя бы не справились?! — зло сказал один из солдат, останавливаясь рядом. — Чего сюда полезла?

Глаза его были злые, еще не остывшие после схватки. Баста с трудом проглотила поднявшийся к горлу комок: парень, как две капли воды, был похож на того, из бара…

— Что уставилась? Понравился? — криво усмехнулся он. — Тогда приходи в шесть часов вечера, поле войны, на Дворцовую. Гулять будем!

— Ты не верь ему, дивчина, — сказал подошедший старшина, с висящей на перевязи рукой. — Этот пустоболко завсегда обмане… Но боец — знатный. За то хвалю… Ты вот что, сестричка… Немцы сейчас в ответную атаку полезут, так тоби здесь не надо. Без тебя сдюжим.

— Никуда я не пойду, — устало сказала Баста и села прямо на мокрый снег. — Что вы все… То толкают, то гонят…

Солдаты переглянулись.

— Ты сходи, хлопче, посмотри, як там слепой… Жив, чи нет? — попросил старшина. — Треба его в хоспиталь переправить. Ты мени понял?

Боец внимательно посмотрел на понурившуюся Басту, на старшину, и кивнул:

— Сделаем… Иванченко, подсоби-ка мне…

Вдвоем они принесли на руках бесчувственного Ершова. Голова его сплошь была замотана какими-то тряпками, заменявшими биты.

— Це — герой, дочка, — сказал старшина. — Таких беречь надо. Так что бери его и тащи до хоспиталя. А то нас сейчас не до этого будет.

— Я не знаю, где госпиталь, — сказала Баста. — И я все равно не дойду…

— Дойдешь, — сказал старшина. — Усе устали. На то и война. Кто ж ее, проклятую, хотел? А парня треба доставить до врача. К нашим окопам подтащишь, там добрые люди и помогут, и подскажут…

Бойцы, между тем, положили Ершова на плащ — палатку, привязали к ней длинную веревку, подняли на ноги безразличную ко сему Басту, и нацепив на нее лямки, как хомут на лошадь, подтолкнули в обратную сторону:

— Иди, иди сестра… Ты сдюжишь… Ступай…

Ни слова не говоря, Баста сделала шаг вперед… Худощавое тело сержанта, казалось, было отлито из свинца…. Еще шаг… Еще… Увязая в перепаханной снарядами и растопленной кровью земле, она шла и шла обратно, таща за собой тяжелую плащ-палатку. И вдруг споткнулась, едва не упав: тяжесть за плечами исчезла.

Обернувшись, Баста увидела, то сержант скатился на землю, и теперь сидит на снегу, ощупывая руками землю вокруг себя.

— Ты чего?

— Где я?