Читать книгу "Самая страшная книга. Чертовы пальцы - Дмитрий Тихонов"

Поганый городишко, неприглядный и промозглый, действовал ей на нервы. Его насквозь пропитал дым заводов, больше половины которых склеили ласты еще в девяностых, но и оставшихся вполне хватало для того, чтобы город регулярно попадал в списки населенных пунктов с тяжелой экологической ситуацией. В дороге от нечего делать она читала про Железносельск в Интернете, и подавляющая часть публикаций или форумных обсуждений касалась именно экологии. Какой-то американский институт даже выпустил исследование, где назвал Железносельск самым грязным городом планеты. Утверждалось, что средняя продолжительность жизни тут на двадцать процентов ниже, чем в среднем по стране, а количество детей с врожденными дефектами, наоборот, на двадцать процентов выше. То и дело попадались статьи о скандалах с участием местных чиновников, постоянно обещавших разобраться со свалками опасных отходов, тяжелыми металлами и прочими прелестями индустриального рая, но вместо этого только набивавших собственные карманы.

Одной из главных достопримечательностей Железносельска была Черная Яма – карстовый провал, который начали использовать как хранилище химических отходов еще в пятидесятых годах прошлого века и, несмотря на все запреты, использовали до сих пор. Говорили, что он бездонный. Говорили, что это дыра, ведущая прямо в ад – и кто-то обязательно безыскусно шутил об отравленных, кашляющих чертях. Говорили, что десять минут, проведенные на краю Черной Ямы без противогаза или маски, сокращают жизнь минимум – Карине особенно нравилось это «минимум» – на пять лет.

К Черной Яме водили экскурсии, на ее фоне фотографировались бесчисленные иностранцы и москвичи, о ней писали в Интернете, против нее протестовали разного рода экологические активисты и политиканы, не упускающие повода пропиариться. Все это происходило словно бы волнами: очередная организация с названием вроде «Зеленый край» или «Скворцы» поднимала шум, о Яме снимали пару сюжетов для областного и федерального телевидения, привычно выступали представители администрации, обещая к какому-нибудь неблизкому году полностью искоренить, оправдать, достичь определенных подвижек и не оставлять без внимания, затем приезжал столичный блогер, делал кучу снимков, сообщал о том, как испарения из провала заставляют слезиться глаза, провоцировал срачи на форумах и в социальных сетях, а потом все постепенно затихало и благополучно дремало до тех пор, пока следующая экологическая контора не принималась заново баламутить воду, то ли надеясь отхватить немного грантов, то ли действительно переживая за окружающую среду.

Однако не только Черной Ямой прославился Железносельск. Имелась в его истории и другая занимательная глава, куда более мрачная и темная. Название этой главы состояло всего из одного слова, которым здешние старшеклассники до сих пор пугали надоедливых младших сестер. Гравер. Или, по паспорту, Куницын Максим Савельевич, тысяча девятьсот пятьдесят девятого года рождения. Согласно находящимся в открытом доступе материалам следствия, в период с февраля тысяча девятьсот восемьдесят второго по сентябрь тысяча девятьсот девяностого года Максим Савельевич изнасиловал и убил двадцать три женщины.

Гравером его прозвали местные газетчики. Дело в том, что все двенадцать обнаруженных до поимки маньяка жертв – те, чьи тела Куницын не прятал или спрятал недостаточно хорошо, – оказались им помечены: с помощью гравировального ножа (который потом фигурировал на процессе в качестве едва ли не главной улики) он вырезал на их лицах узоры. Волнистые линии, треугольники, полумесяцы, кресты – все старательно, аккуратно, с обязательной симметрией в рисунке. Творческий, понимаете ли, человек. Еще одиннадцать трупов, найденных в окрестных лесах уже после того, как убийца был схвачен, успели сильно разложиться, но на некоторых из них тоже были обнаружены следы того самого лезвия.

По слухам, реальное количество жертв могло быть куда больше. Одни доморощенные (но не обязательно негодные) исследователи говорили о тридцати пяти, другие – о пятидесяти. Сам Куницын сперва взял на себя почти четыре десятка нераскрытых убийств и исчезновений, потом открестился от половины, заявив, что показания давал под давлением, затем снова принялся признаваться во всем подряд. Впрочем, затянуть следствие это не помогло – страна как раз переживала процесс над Чикатило, и с железносельским маньяком церемониться не стали. Психиатрическая экспертиза признала его вменяемым, суд рассматривал только двадцать три доказанных эпизода и без лишних проволочек вынес смертный приговор. Верховный суд оставил решение в силе, прошение о помиловании быстро получило отказ, и уже в ноябре девяносто второго Куницын был казнен.

Точная дата и место приведения приговора в исполнение оставались неизвестными и по сей день. Исполнители, разумеется, тоже были засекречены. Однако в том, что земное бытие Гравера прервали выстрелом в затылок, у Карины сомнений не было. За последний месяц она не раз и не два держала в руках его череп, не раз и не два разглядывала небольшую дырочку почти квадратной формы как раз на черном шве между затылочной и левой височной костями. Эта дырочка, пулевое отверстие, в которое едва пролезал Каринин указательный палец, была подробно описана в заключении экспертизы, неоднократно сфотографирована и указывалась в качестве наиболее вероятной причины смерти. Что до оружия, из которого был произведен выстрел, то немецкие специалисты сошлись на пистолете Макарова.

Все это было в бумагах. Бумаги лежали в черной кожаной папке на молнии. Папку Карина убрала под стол. Сам череп, разумеется, в ресторан она с собой не принесла. Тот, бережно упакованный, лежал в машине Тима, припаркованной на соседней улице. Если все пройдет гладко, если клиенты, убедившись в полноте и достоверности документации, переведут деньги, она скажет им, где именно. Скорее всего, кто-то из покупателей останется с ней, пока остальные отправятся забирать у Тима товар – нужно будет заказать шампанского, чтобы скоротать время. Именно такой она и должна остаться в памяти этих людей: легкомысленной, слегка испуганной, но позитивной молодой женщиной, которая не парится насчет возможных последствий, любит выпить и вряд ли до конца представляет себе, чем занимается. Пусть Карину принимают за недалекую исполнительницу чужих указаний и не тратят силы на то, чтобы ее запомнить.

Конечно, опасения эти привычны, даже стандартны, да и, скорее всего, беспочвенны – за время, что она зарабатывала противозаконной продажей редких артефактов, клиенты повторно выходили на связь всего дважды, но от людей, готовых выложить баснословную сумму за череп малоизвестного серийного убийцы, следует ожидать чего угодно. Это не обычные люди. И намерения у них тоже могут быть не обычные. Поэтому в сумочке лежал перцовый баллончик. Поэтому она прекрасно знала, как им пользоваться.

Карина отправила в рот последний кусочек чизкейка, допила кофе. Взглянула в окно – судя по цифрам на табло электронных часов, висевших над входом в небольшой торговый центр через дорогу, до условленного времени встречи оставалось меньше пяти минут. В небе над изломанной под странными углами крышей торгового центра кружили птицы. Видно было, как мечутся под напором вечернего ветра верхушки деревьев.

Где-то в этих провинциальных, степенно сереющих сумерках спешили к ресторану загадочные клиенты. Где-то там ждал в машине Тимур, читал газету, время от времени поглядывая на наручные часы. Иногда ее бесила, иногда заводила его подчеркнутая, безыскусная старомодность: газеты вместо планшета с Интернетом, часы вместо телефона, брюки вместо джинсов, неизменная стальная синева на подбородке и щеках.