Читать книгу "Краткая история пьянства от каменного века до наших дней. Что, где, когда и по какому поводу - Марк Форсайт"

Собственно, брат Ивлина — Алек Во претендовал на лавры изобретателя коктейльной вечеринки. По его словам, в начале 1920-х в Англии «зимними вечерами с половины шестого до половины восьмого заняться было решительно нечем». Поэтому он собрал человек тридцать на чай к половине шестого, а без четверти шесть подал дайкири. Так в одночасье благодаря одному-единственному заскучавшему британцу на свет появилась коктейльная вечеринка.

Хотя вообще-то вряд ли. Искать истоки традиции или обстоятельства возникновения коктейля — гиблое дело. История и в лучшие времена туманна, поэтому восстановить историю употребления спиртного во всех подробностях не стоит и пытаться.

Ивлину Во в свое время пришлось урезонивать брата (при этом, как пишет Алек, «глаза его расширились и побелели»): «Я бы поостерегся делать такие заявления в печатном виде».

Эпилог

В «Скотном дворе» у Оруэлла животные устраивают бунт против хозяина фермы, пьяницы мистера Джонса. В конце повести, заглянув украдкой в окно, они видят, как свиньи в комнате хлещут пиво, и именно тогда остальным животным становится ясно, что свиньи очеловечились.

Тот же самый сюжетный поворот мы наблюдаем в эпосе о Гильгамеше, созданном 4000 лет назад. Дикарь Энкиду живет среди зверей, они вместе добывают пищу и ходят на водопой. Затем жрица Иштар дает ему пиво, и животные понимают, что он больше не с ними. В Западной Африке есть сказание о том, как творец научил женщин варить кашу и пиво — тогда с них сошел мех и отпали хвосты, и мы стали людьми.

Где бы и когда бы люди ни обитали, они всегда собирались вместе, чтобы напиться допьяна. Мира, воспринимаемого в трезвом одиночестве, всегда оказывалось недостаточно. Средства опьянения, конечно, разнятся, но они были и есть.

Время от времени люди объявляют войну веществам, изменяющим сознание, — и остаются в дураках. Эти вещества — данность. Воевать они могут только между собой, и в такой войне алкоголь почти неизменно выходит победителем. Имейте в виду, если государству действительно понадобится искоренить героин, кокаин и прочее, ему достаточно будет убрать акцизный налог на алкоголь. Мы существа простые и из дурманящих веществ обычно выбираем самое доступное и дешевое.

Но что же такое опьянение? В чем смысл непреходящего желания человека напиться? В этой вечной истории почти нет постоянных величин, есть, скорее, повторяющиеся персонажи. Скажем, сильная личность, способная пить сколько угодно и не напиваться, — Сократ, Конфуций и в какой-то степени Сталин, а с другой стороны, есть сильная личность, попросту не просыхающая, — Петр I, Бабур, Один и, если на то пошло, Александр Македонский, у которого завоевание ойкумены сопровождалось постоянным легким шумом в голове.

Бывает питие «переходное». Мы пьем, чтобы отметить переход от одной стадии к другой. Отмечаем конец рабочего дня или рабочей недели, а если вы принадлежите к эфиопскому племени сури, то обязательно выпьете, прежде чем начать трудиться. Потому что «где нет пива, нет работы». Мы пьем на крещении, на свадьбе, на дне рождения, на похоронах. И в каждом случае употребление алкоголя несет некий смысл: прежний порядок вещей растворяется, а на смену ему нетвердой походкой идет новый. У народа итесо в Кении с новорожденными проводят такой замечательный обряд: когда выбирают имя, бабушка обмакивает палец в пиво и подносит к губам младенца. Если он начнет сосать, имя остается за ним навсегда.

Бывает питие эскапистское. Пивная, салун, кабак становятся «третьим домом», как называют его антропологи. И тем не менее в ряде культур такое явление отсутствует начисто — в Аравии, Персии, средневековой Англии. Почему мы не можем пить дома? Почему латунная подножка в салуне или игровой автомат в пабе превращаются в могущественные символы свободы и воли? От чего мы бежим?

Отсутствие ответа, наверное, и есть ответ. С тех самых пор, как мы слезли с дерева (и пережили полезную мутацию алкогольдегидрогеназы класса IV, расщепляющей этанол), мы задаемся двумя вопросами: «И это всё?» и «Я и правда должен?» Любое общество строится на правилах, и какими бы хорошими, разумными, справедливыми, разработанными для нашей же безопасности и благополучия они ни были, мы не можем не нарушать их время от времени. Человечество испытывает неодолимую тягу создавать правила, а потом поступать им наперекор. От этого оно выглядит глуповато, и в то же время по-геройски.

Ответ на первый вопрос тоже лежит в алкогольной плоскости. «И это всё?» Может быть. Вероятно. Но если расширить горизонты, мы все равно не перестанем задаваться этим вопросом. Человечество всегда испытывает неудовлетворенность, и в ней тоже таится героизм. Мы ищем, какой бы еще океан переплыть, не потому, что нам нужны новые берега, а потому. что нам скучно на своем. Мы любим рассуждать об окончательной истине, но расстроимся, если обретем ее, потому что не к чему будет стремиться дальше. Мы тоскуем по Богу, которого не в силах описать, потому что способны вообразить лишь искусного волшебника, но прекрасно понимаем, что Бог к этому не сводится. Бог не дает скучать. И за выпивкой человек тоже никогда не скучает.

Пока никому не удалось сформулировать это лучше Уильяма Джеймса: «Трезвый рассудок суживает, анализирует, говорит “нет!”; хмель расширяет, синтезирует, говорит “да!”».

Хмель — это клубок противоречий, поскольку свое «да!» он говорит всему подряд. Иногда он провоцирует насилие, иногда способствует миру. От него нас тянет петь и клонит в сон. Для греков он был проверкой на самообладание, для викингов — источником поэзии, как хорошей, так и дурной. Он радость королей, и он же их погибель. Он утешение для бедных и причина их бедности. Для властей он подстрекатель бунтов и средство пополнения казны. Он свидетельствует о мужественности, и он же лишает мужской силы, он помогает соблазнять, и он же прикидывается заботливой матерью семейства. Хмель — это и напасть, и чума, и дар богов. Это насущная потребность для монаха и кровь Спасителя. Хмель — это путь к Богу и бог сам по себе.

Поэтому он будет всегда. Некоторое время назад НАСА опубликовало внутренний отчет с признанием, что по крайней мере на двух запусках космических челноков астронавты были в стельку, в хлам, вдребезги пьяны. Это неудивительно. Люди работают под градусом не первое тысячелетие, и, честно говоря, если бы меня собирались запустить в бездну со скоростью в несколько раз выше звуковой, я бы тоже предпочел выпить на посошок.

Это наше прошлое и, я уверен, наше будущее. Когда-нибудь, через много-много лет, когда шимпанзе захватят пивоварни, слоны оккупируют винокурни, а страдающие дрозофилы заполнят все пабы, мы, человеческий род, устроим отвальную, залезем в космический корабль и улетим с этого шарика прочь. Нас ждет славное путешествие. Прорываясь сквозь атмосферные слои, мы услышим крики поддержки от болеющих за нас богов — Нинкаси, Хатхор, Диониса, Вакха, Тора, Сенцон Тоточтин, мадам Женевы. Венера Лоссельская затрубит в свой рог — в кои-то веки развернув его правильно. А мы, хорошо поддатые, устремимся в бесконечность.

И я даже знаю куда — к Стрельцу В2. Это газопылевое облако за 26 000 световых лет от нас, поэтому долетит до него уже не то поколение, что отправится в путь. Зато Стрелец В2 насчитывает 150 световых лет в поперечнике, а масса его в три миллиона раз превышает массу Солнца. Это неисчерпаемый источник натурального космического спирта. И вот там-то, в инфернальных космических глубинах, мы, следуя нашей человеческой натуре, наконец закатим вселенскую пьянку.