Читать книгу "Любоф и друшба - Елена Колина"

Люда с Игорем провожали меня на вокзал, махали вслед поезду и выглядели так мило и одинаково, словно сто лет прожили вместе. И я уже не понимала, перед кем Люда притворяется – перед Игорем, что маленькая глупышка, или передо мной, и на самом деле ей нравится быть глупышкой. Ей все нравится. Они – хорошая пара.

Может быть, все дело в том, что у Люды хороший характер, а у меня плохой? Все не по мне, один «убирается», другой – сексуальный маньяк, третий – пациент гинеколога…

…Эту главу можно было бы писать бесконечно, потому что на свете бесконечное множество людей, замечательных, умных, красивых, но мне они не подходят. Эта глава самая короткая, я сделала это намеренно – все равно они мне не подойдут, сколько ни пиши. Только у этой главы есть название, и желающие могут продлить главу «Фанты» сами – каждый может включить сюда бывших любовников, старых знакомых, новых знакомых, прохожих, в лица которых мы внимательно всматриваемся, пытаясь отыскать единственно нужного нам человека.

Глава 9

У калитки меня встречали собаки и Лидочка. Лидочка, обычно равнодушная, вся в своих мгновенных желаниях, на этот раз бросилась ко мне так же возбужденно, как такса и пудель, словно и у нее нет других дел, кроме как встречать меня у калитки, помахивая хвостом.

– Ты почему не в школе, заболела, опять уши? – спросила я.

– Лиза, не ходи, не ходи, не ходи… – горячо зашептала Лидочка.

«Почему мне нельзя домой, что случилось?» – устало подумала я. Я вернулась в дурном настроении. Это была глупая поездка – я ходила по Москве со своими фантами и надеялась встретить Сергея, как будто можно встретить человека в многомиллионном городе, да и где я могла его встретить – в «Кофе-хауз»? Я же не надеюсь встретить его у нас в Петербурге в «Кофе-хауз»! Глупо, глупо и глупо!..

– Иди в кино или в кафе, я тебя умоляю, – шептала Лидочка.

Да что же, наконец, случилось?! Не слушая больше Лидочку, я побежала к дому.

Мама стояла в дверях в имидже самого несчастного человека, со скорбным лицом и со скрещенными на груди руками.

– Не надо заходить в дом, – сказала она, и я испуганно остановилась, опустив на землю сумку. Мама с лицом, Лидочка дома в неурочное время, вернее, в урочное, когда она должна быть в школе, – я подумала о самом худшем.

– Мама, что? Что-нибудь с папой? С Женей? – выдохнула я. – С Марией?

Оказалось, с Лидочкой. В десять часов утра – в это время начинается второй урок – непривычно тихая Лидочка стояла у калитки.

– Мне больше не нужно ходить в школу, – сказала Лидочка.

У мамы не возникло мысли, что Лидочку освободили от занятий за отличную учебу, но Лидочка все-таки уточнила:

– Меня выгнали из школы. А я и сама туда больше не пойду.

На вопрос: «Что случилось?» Лидочка независимо ответила – ерунда, не о чем говорить, и, несмотря на все уговоры, молчала, и только мелко дрожала, как пудель при виде торта.

– Ну что, развеялась? Выглядишь веселей, чем уезжала, – сдержанно сказала мама. – А пока ты там веселилась, тебя в школу вызвали. Вот и езжай в школу. Сразу же, не заходя в дом.

– Но почему так срочно? – удивилась я.

– Да ерунда, – небрежно сказала мама, – какая-то школьная ерунда. Похоже, большая неприятность. Я не поеду, у меня… голова болит.

Мама отводила глаза, и вид у нее был одновременно независимый и боязливый, как у пуделя, когда я застала его на столе поедающим торт из коробки. В ответ я тоже приняла независимый вид.

– Я тоже не пойду. У меня тоже голова болит. Я только что приехала. И… не пойду, и все. Это твоя дочь, а не моя. Почему всегда я?

– А я почему? – нелогично возразила мама. – Почему всегда я?

– Но, мама, ты же умеешь с людьми, – упрямилась я.

– Умею, но не сегодня. Сегодня я не в голосе, – жалобно объяснила мама, как хорошая актриса, которая понимает, что сегодня не ее день, у нее нет куража и она не может выйти на сцену – толку не будет, а позору не оберешься.

Мама смотрела на меня полными горечи глазами, глазами человека, который только что приехал, а ему даже не дают войти в дом.

Я стояла под душем, а мама, стоя под дверью, выкрикивала:

– Лиза, быстрей! В школу! Немедленно!

Подгоняемая мамой, я выбежала из дома непричесанная, в расстегнутой куртке и в розовых пушистых тапочках-зайцах вместо туфель. У калитки меня догнала Лидочка с моими туфлями в руках.

– Не ходи, не ходи в школу! Скажи маме, что была, а сама иди в кино или в кафе!.. Не нужно в школу, там такой скандалище… Но я ни в чем не виновата.

– Ты никогда не виновата. Посмотрим, в чем ты на этот раз не виновата, – сказала я грозным голосом судьбы. – Как зовут твою учительницу?

– Швабра, – кротко ответила Лидочка.

– Как ты смеешь ругаться? – рассердилась я.

– Швабра… А как ее еще называть? – изумилась Лидочка. – Я не помню, как ее зовут. Если ты будешь спрашивать у ребят в школе, просто скажи: «Вы не знаете, где Швабра Игоревна?»

– Лидочка, нехорошо называть так взрослого человека, учителя, который отдает вам… – строго сказала я и неуверенно добавила: —…отдает вам свои знания, себя…

– Ей за это деньги платят, – бросила Лидочка и ушла в дом.

Я не люблю учителей, да это и понятно – я не так давно окончила школу, чтобы любить учителей. Учителя – женщины. Женские коллективы самые жестокие, в них царят специфическое женское соперничество, зависть, мелочность, злорадство. Все эти чудные черты учительницы проявляют не только в педагогическом коллективе, но и в классе – я хорошо это помню. К тому же почти все учительницы одинокие и ненавидят девочек, потому что у них впереди любовь и счастье.

Мария рассказывала, что проведенное в школах исследование показало, что у учителей, работающих больше десяти лет, по сравнению с обычными людьми резко снижена способность к сочувствию и пониманию – я с этим согласна. Все мои учителя были глупые и жестокие, кроме учительницы в первом классе, и я рада, что я выросла и больше не должна их бояться. В общем, школьные учителя – это ужас, летящий на крыльях ночи, детям нужно вырасти, а родителям перетерпеть.

Лидочка цинично говорит, что учителя не могут быть приветливыми и довольными жизнью, потому что у них унизительная зарплата. Говорит, что все учителя в ее школе делятся на тех, у кого есть деньги и муж, и тех, у кого нет. На тех, кто был в Париже, и тех, кто не был. Лидочка утверждает, что ученики так учителей не делят, учителя сами делятся. Может быть, наша Лидочка – испорченный ребенок, а может быть, она права: униженные не бывают добрыми. Униженные и оскорбленные Достоевского добрые, но они унижены до последней степени, а в меру униженные добрыми не бывают.

Интересно, к какой группе относится эта Швабра Игоревна… Простите, но как мне еще ее называть, если сама Лидочка не знает, как ее зовут?! Пусть она будет просто Лидочкина Учительница.