Читать книгу "Москва - Испания - Колыма. Из жизни радиста и зэка - Лев Хургес"

Но пока тревога закончилась, и мы с Лешей, несколько стыдясь своих столь бурно проявленных эмоций, поплелись обратно в порт. Вот тут-то на меня в первый раз в жизни глянул настоящий лик войны: разрушения в городе, особенно после ночной бомбежки, были действительно очень сильными. Ведь дома на юге Испании, из-за отсутствия нужды в теплоизоляции, строились тонкостенными. 100– или 250-килограммовая бомба, упавшая посреди улицы, взрывной волной уничтожала сразу несколько домов, а у более отдаленных от места ее падения зданий иногда просто отваливались передние стены, обнажая всю внутренность дома, как на сцене театра: стоят рояль, кровати, столы, стулья, на уцелевших стенах висят портреты и картины, а передней стены нет. Много я впоследствии видал разрушений, но такого впечатления, как эти, впервые в жизни увиденные здесь, в Картахене, они на меня уже не производили. Ко всему привыкаешь, но Лешино настроение если и не передалось мне полностью, то, во всяком случае, стало понятным.

Так мы и пришли в порт, на морскую базу, где обосновался Леша и где уже собрались мои попутчики – обмывать благополучное прибытие испанским вином. Пришлось и нам с Лешей к ним присоединиться, хотя после такой прогулки по городу особой охоты выпивать у нас не было.

За обедом выяснились некоторые подробности, способствовавшие нашему благополучному прибытию в Картахену. Дело в том, что о нашем передвижении фашистам было известно все, и если они нас не потопили в районе Алжира и даже раньше, то просто потому, что были твердо уверены в том, что мы и так от них никуда не денемся, и потому нет смысла гоняться за нами по всему Средиземному морю да еще вблизи нейтральных французских территориальных вод, если можно было совершенно свободно потопить нас у берегов самой Испании. Флагман фашистского флота – бронированное чудовище, линейный крейсер «Канариас», всю ночь нашего ожидаемого прибытия рейдировал в районе нашего предполагаемого курса. Конечно, наше с ним рандеву могло кончиться для нас весьма плачевно, даже если бы нас прикрывала часть военно-морского флота Республики. Дело в том, что «Канариас» был по тем временам ультрановым военным кораблем, буквально со стапелей Фридрихсхафена прибывшим в распоряжение испанских фашистских мятежников. Обладая более быстрым ходом и большой дальнобойностью артиллерии главного калибра, по сравнению с аналогичными кораблями флота Республики, «Канариас» мог вести с ними бой, оставаясь недосягаемым для их огня. В случае, если республиканские корабли пытались пойти на сближение, «Канариас», пользуясь преимуществом в скорости, отходил назад и снова стрелял. Если же республиканцы отступали, то «Канариас» следовал за ними, держа их под прицельным огнем своей артиллерии, пока не загонял под прикрытие береговых батарей. И вот это-то чудовище и караулило нас целую ночь на пути из Африки в Картахену. К счастью, в эту ночь мы не совершали переход через Средиземное море, а чинили «скисшую» машину у мыса Тенис на африканском берегу. Это и спутало все карты фашистской разведки.

Мы выбились из графика, составленного для нас фашистами. Пресловутая немецкая педантичность и на этот раз дала осечку. Не поймав нас во время намеченного ими нашего перехода через Средиземное море, они решили, что мы как-то незаметно (хотя абсолютно непонятно было, как мог наш тихоход на зеркальном море и при полной луне скрыться на таком коротком интервале от такого корабля, как «Канариас»), проскочили мимо их рейдера, и чтобы не допустить использование такой мощной помощи Республике, как наш груз, решили разбомбить наш транспорт в порту (а заодно разнести и порт, и город). Для этой цели они мобилизовали всю свою бомбардировочную авиацию и целую ночь гвоздили пустой порт и несчастный город, а мы в это время безо всякого конвоя пересекали Средиземное море!

Канонада, которую мы слышали, подходя к испанским берегам, и была концом той ночной бомбежки Картахены в нашу честь. А прихватили нас совершенно случайно два республиканских эсминца, просто удравших из порта при начале фашистской бомбежки. Они, конечно, ничего не знали ни о нашем рейсе, ни о грузе, и, естественно, не могли знать отзыва на наш пароль. Конечно, если бы ведший с нами переговоры офицер несколько раньше раскрыл бы свою принадлежность к Республике, то это избавило бы нас от многих переживаний, а особенно от панической радиограммы в Москву, где в данной ситуации тоже изрядно пометали искры, но и офицер-то тоже сначала принял нас за фашистский транспорт, заблудившийся у берегов Испании, и пока он выяснял по радио с начальством обстановку (а тут еще следует учесть, что о нашем рейсе знал в Картахене крайне ограниченный круг лиц, да и переговоры офицера с базой велись во время сильнейшей бомбежки порта и города, так что не так-то легко можно было что-либо выяснить), и произошли все описанные мною выше события. Вначале мы готовы были просто растерзать этого офицера, попадись он к нам в руки, но затем, после прибытия на место, эти кровожадные намерения быстро испарились, и мы даже несколько раз выпили за его здоровье, памятуя, что все хорошо, что хорошо кончается.

Вернувшись на пароход, я получил распоряжение немедленно собрать свою «музыку» (на условном коде радисты назывались «музыкантами», а радиостанция – «музыкой»; шифровальщиков же почему-то окрестили «талмудистами», а их коды – «талмудом») и следовать в столицу республики – Валенсию, в распоряжение главного штаба. Собрать «музыку» для меня не составляло большого труда, тем более что перспектива еще одной ночевки на нашем пароходе, в ожидании неизбежной бомбежки, меня не очень-то прельщала.

2

Минут через десять я со всем своим имуществом был уже на пирсе. Но тут возникла еще одна проблема: как быть с папиросами? Сам я в те времена еще не курил, а в Севастополе мне все равно выдали полный фанерный ящик с первоклассными папиросами (кажется, с «Театральными»), да еще два ящика я выиграл в пути в «очко». Выручили меня, причем очень быстро и охотно, портовые грузчики и матросы, мгновенно обступившие меня с просьбой: «Руса сигарета!». Сперва я давал в каждую протянутую руку по десять коробок папирос, потом по пять, а потом уже по одной. Папиросы быстро таяли, а толпа так же быстро, если не быстрее, увеличивалась. Когда я раздавал последние коробки, началась чуть ли не свалка, и только когда я показал толпе пустой ящик, меня с большой неохотой пропустили к выходу.

В сумерках у главного подъезда морской базы остановился грузовик «Шевроле», в кузове которого были ящики с оружием и патронами. «Грузитесь быстрее», – скомандовал по-русски человек, сидевший в кабине. Погрузив два чемодана с личными вещами и два чемодана с радиостанцией, мы с шифровальщиком Ваней Павловым залезли в кузов машины и, попрощавшись с Лешей Перфильевым и другими нашими товарищами, пока остававшимися в Картахене, двинулись в путь.

Время сильно смазало первое впечатление от непривычных испанских ландшафтов, но почему-то запомнились глухие фасады одноэтажных домов, без окон, с одной только дверью, и обилие кактусов вдоль дороги. Громадные, мясистые листья кактусов, покрытые, как бородавками, круглыми выпуклостями, из которых торчали длинные зеленые иглы, на фоне, казалось бы, безжизненной равнины с растрескавшейся почвой, освещенной неестественно ярким лунным светом, создавали впечатление какого-то неземного пейзажа.