Читать книгу "Злой рок Марины Цветаевой. "Живая душа в мертвой петле" - Людмила Поликовская"

Писать стихи она больше не хочет. Строчки приходят – она их не записывает. Но вот в сентябре 1938 года – в результате соглашения между Германией, Францией, Англией и Италией – от Чехословакии отторгнута Судетская область. Чуть ли не вся Европа против маленькой Чехии! Чехию предали. Ее Чехию – страну, которую она так любила, где ей довелось испытать самую сильную в своей жизни страсть, родину ее сына. Всегда равнодушная к политике, она теперь с нетерпением ждет, когда же Мур принесет утренние газеты. И она не понимает, как можно оставаться безразличным к трагедии маленького героического народа. «Я в цельности и зрячести своего негодования – совершенно одинока. Я не хочу, чтобы всех их – жалели: нельзя жалеть живого, зарытого в яму: нужно живого – выкопать а зарывшего – положить «Какой ужас!» – нет, ты мне скажи – какой ужас, и поняв, уйди от тех, кто его делают или ему сочувствуют. А то: – «Да, ужасно бедная Прага», а оказывается – роман с черносотенцем, только и мечтающим вернуться к себе с чужими штыками Я думаю, что худшая болезнь души – корысть. И страх».

«Любовь – дело» – эту формулу Цветаева пронесла через всю жизнь. Она сожалеет, что ей не 20 лет и она не может поехать в Чехию и взять винтовку в руки. Но она (даже и в 20 лет) не умела стрелять. Она умела писать стихи. И, уже решив, что для нее время стихов прошло, она включается в эту бойню так, как только и может поэт, – стихами. Чехия «позвала» – и она пришла на помощь: «Прокляты – кто заняли / Тот смиренный рай Трекляты – кто продали, / Ввек не прощены! Есть на теле мира / Язва: все проест! Есть на карте место / Пусто: наша честь».

…А в марте – Германия оккупировала Чехословакию.

О, дева всех румянее

Среди зеленых гор —

Германия!

Германия!

Германия!

Позор!

Полкарты прикарманила,

Астральная душа!

Встарь – сказками туманила,

Днесь – танками пошла.

Пред чешскою крестьянкою —

Не опускаешь вежд,

Прокатываясь танками

По ржи ее надежд?

Пред горестью безмерною

Сей маленькой страны,

Что чувствуете, Германы:

Германии сыны??

О мания! О мумия

Величия!

Сгоришь,

Германия!

Безумие,

Безумие

Творишь!

И – быть может – самое гениальное стихотворение из «Стихов к Чехии» (хотя трудно выбирать из гениального самое гениальное).

О слезы на глазах!

Плач гнева и любви!

О Чехия в слезах!

Испания в крови!

О черная гора,

Затмившая – весь свет!

Пора – пора – пора

Творцу вернуть билет.

Отказываюсь – быть.

В Бедламе нелюдей

Отказываюсь – жить.

С волками площадей

Отказываюсь – выть.

С акулами равнин

Отказываюсь плыть —

Вниз – по теченью спин.

Не надо мне ни дыр

Ушных, ни вещих глаз.

На твой безумный мир

Ответ один – отказ.

Пакт Сталина с Гитлером еще не заключен. Но интуиция уже подсказывает Цветаевой, что те же «нелюди», которые погубили ее мужа, «затмили весь свет», превратили весь мир в «Бедлам». (И неудивительно: еще несколько лет назад она ставила знак равенства между коммунизмом и фашизмом.) А «плыть вниз по теченью спин» Цветаева не могла, не умела и не хотела.

У нее будет много причин для самоубийства. Но важнейшая высказана уже в этом стихотворении – за два с лишним года до гибели.

«Подумайте, Марина Ивановна! – уговаривала ее Зинаида Шаховская. – Ну как Вы с вашим характером, с вашей нетерпимостью сможете там ужиться». – «Знайте одно, – отвечала Цветаева, – что и там я буду с преследуемыми, а не с преследователями, с жертвами, а не палачами».

Наконец разрешение (точнее, наверное, приказ) на выезд получено. 16 июня 1939 года Цветаева с Муром вышли из отеля, сели на поезд, едущий в Гавр, оттуда – на пароход. Накануне случайно встретился Родзевич: «…он налетел сзади и без объяснений продел руки под руки Мура и мне – пошел в середине – как ни в чем не бывало». Впрочем, так ли уж случайно? В последнее время Родзевич часто виделся если не с Цветаевой, так с Муром, ходил с ним в кино, в кафе. «…он (Родзевич. – Л.П .) поздравил с известием о нашем отъезде в СССР, и купил цветы, и дал мне, и был очень рад» (из дневника Мура). Возможно, Константин Болеславович хотел в последний раз увидеться с Цветаевой, искал с ней встречи.

Никто их не провожал – не разрешили. Из поезда она написала последнее письмо А. Тесковой (всего их известно 120): «Сейчас уже не тяжело, сейчас уже – судьба». Она знала, что ее судьба – гибель («Дано мне отплытье / Марии Стюарт», 5 июня 1939 г.).

Часть IV Начало конца

Глава 1 На пароходе. Болшево. Аресты. Допросы

Читая некоторые записи Цветаевой, сделанные на пароходе (с записной книжкой Марина Ивановна не расставалась никогда), можно подумать, что она отправилась в туристскую поездку. Так внимательно рассматривает она берега, так любуется красными, приветливыми крышами Швеции, сказочными лесами Дании, замком – крепостью – храмом Копенгагена. «Стояла и глядела и от всей души посылала привет Андерсену – плававшему по тем же водам». А какие закаты на море! С малиновой пеной волн, а на небе – «золотые письмена». «Я долго старалась разобрать – что там написано? Потому что – было написано – мне ». Ей «безумно» нравится Балтийское море, гораздо больше, чем Средиземное. Правда, есть и такая запись: «Ходила по мосту, потом стояла и – пусть смешно! – не смешно физически ощутила Н, едущего на Св. Елену. Ведь – тот же мост: доски. Но тогда были – паруса, и страшнее было ехать». И все-таки в жизни Цветаевой лучше этих дней больше не будет ничего.

Пароход прибыл в Ленинград. На следующий день она уже была в Москве. Когда-то она мечтала вернуться в Россию «желанным и жданным гостем». Надо ли говорить, что о прибытии Великого русского поэта не оповестили газеты? На вокзале ее встречала только Аля. Сергей Яковлевич болел. Наверное, первый вопрос Марины Ивановны был о сестре Асе: почему от нее так долго нет писем? И тут уж Аля вряд ли скрыла: и Анастасия Ивановна, и ее сын репрессированы. За что? На этот вопрос дочь ответить не могла. Да скорее всего она об этом мало и думала. Аля была поглощена своим счастьем: она влюблена и любима. В журналиста Самуила Гуревича, по совместительству работавшего и на органы. Вероятно, ему было поручено наблюдать за Алей, но он вошел в роль и увлекся не на шутку.