Читать книгу "С Лубянки на фронт - Анатолий Терещенко"

Когда в первом квартале июля ему положили на стол фотодокументы из немецкой хроники, где демонстрировались многотысячные реки армейских невольников и заполненные советскими военнопленными полевые лагеря, он не мог сдержаться от переживаний.

«Нет, не изменники, не трусы те, кто идет в этих колоннах, — размышлял Анатолий Николаевич, — все они не сдавались, а были брошены нерадивыми командирами на произвол судьбы, не имя ни боеприпасов, ни хлеба, ни приказов начальников. Вина тут и высоких партийных чиновников, доведших Красную армию до такого позора».

Конечно, Михеев не мог знать, что большинство из них погибнет от болезней, холода и голода в германских лагерях, потому что самого его скоро проглотит война, — он верил в нашу победу. Верил, что скоро все перемелется, а это наваждение поражений развеется туманами. Вообще сущность всякой веры состоит в том, как писал Лев Толстой, что она придает жизни такой смысл, который не уничтожается смертью. Судьбы наших военнопленных были страшными.

Скоро Розенберг, раздраженный потерями дармовой рабочей силы, напишет фельдмаршалу Кейтелю:

«Из трех миллионов шестисот тысяч военнопленных в настоящее время вполне работоспособны только несколько сот тысяч. Большая часть их умерла от голода и холода. Тысячи погибают от сыпного тифа. Во многих лагерях вовсе не позаботились о постройке помещений для военнопленных. В дождь и снег они находились под открытым небом. Им даже не давали инструментов, чтобы вырыть себе ямы и норы в земле…

В Молодечно находится русский тифозный лагерь для военнопленных. Двадцать тысяч обречены на смерть. В других лагерях, расположенных в окрестностях, хотя там сыпного тифа и нет, большое количество пленных умирает от голода. Лагеря производят жуткое впечатление. Однако какие-либо меры помощи в настоящее время невозможны».

Нужно отметить, что трагедия советских солдат, попавших во вражеский плен, усугублялась еще и тем, что, по заявлению нацистов, СССР якобы не подписал ни Гаагских, ни Женевских конвенций об отношении к военнопленным.

Данный миф был использован гитлеровцами для самооправдания еще в начале войны. Надо отметить одну деталь: этим немецким «оправданиям», несмотря на то что их не признал таковыми Нюрбергский процесс, поверила российская эмиграция, поддержала их и стала активно распространять небылицы. От нее этот пасквиль приняла наша либерально-демократическая общественность.

Но есть и другой ответ на этот вопрос — 19 марта 1931 года ЦИК и СНК СССР было утверждено внутригосударственное «Положение о военнопленных», которое в целом повторяет Женевскую конвенцию.

В любом случае, подписал ли Советский Союз эти конвенции или нет, Германия, как подписавшая сторона, обязана была ее соблюдать. Конвенция утверждала:

«Если на случай войны одна из воюющих сторон окажется не участвующей в конвенции, тем не менее положения таковой остаются обязательными для всех воюющих, конвенцию подписавших».

К немецким военнопленным в СССР относились именно на уровне требований конвенций.

Но беда была другая — советское политическое руководство плен приравнивало к предательству и проблемы наших военнопленных в начальный период войны просто не существовало…

* * *

Михеев поражался разгильдяйству и безответственности некоторых командиров, читая донесения оперативников военной контрразведки с фронтов. А они, эти действия, объективно были нередко преступными.

«…Так, оставшееся минимальное количество истребителей авиации ВВС Северо-Западного фронта из-за отсутствия сжатого воздуха для запуска моторов не могут взлететь. Бомбардировщики, посылаемые на уничтожение живой силы противника без прикрытия истребителей, несут большие потери, как материальной части, так и летно-подъемного состава…

7 июля сего года, — читал Анатолий Николаевич, — на уничтожение войск противника в район гор. Остров вылетели 17 самолетов «СБ» 7-й авиадивизии без прикрытия истребителей, и ни один из них на свою базу не возвратился. Всего в частях дивизии осталось 24 боевых самолета, остальная материальная часть уничтожена авиацией противника на аэродромах.

Эвакуация баз и частей передовых линий фронта происходит неорганизованно, само командование проявляет панику, что вызывает большую потерю боеприпасов и других видов технического снабжения…

13-я, 127-я и 206-я авиабазы при паническом бегстве большинство запасов оставили на территории, занятой врагом, не уничтожив боевого имущества.

Командир 127-й авиабазы старший лейтенант Четыркин на площадке Груджай оставил врагу 5144 авиабомбы (разных марок), 442 500 винтовочных и авиационных патрон и 10 пулеметов ШКАС.

В Шауляе оставлено 18 вагонов авиабомб, 3 миллиона авиационных патронов, несколько тонн бензина, продовольственные, вещевые и технические склады.

ВВС фронта, потеряв свои базы, довольствуется снабжением боеприпасами, горючим и автотранспортом со складов ЛВО (Ленинградского военного округа. — Авт.), запасы которых, будучи не рассчитаны на обеспечение двух фронтов, полностью запросы ВВС Северо-Западного фронта удовлетворить не могут…»

* * *

Не порадовали Михеева и сведения из ставшего ему родным Киевского особого военного округа, превратившегося с началом войны в Юго-Западный фронт. За подписью Якунчикова на стол легла шифрограмма от 30 июня, которая на второй день стала специальным сообщением 3-го Управления НКО за № 36137 от 1 июля 1941 года.

В ней говорилось:

«…Несмотря на сигналы о реальной возможности нападения противника, отдельные командиры частей Юго-Западного фронта не сумели быстро отразить нападение противника.

В гор. Черновицах 21 июня с.г. летный состав был отпущен в город, вследствие чего истребительные самолеты не были подняты для отражения нападения противника.

Командир 87-го ИАП и 16-й авиадивизии майор Слыгин и его заместитель по политчасти батальонный комиссар Черный в ночь под 22 июня вместе с другими командирами пьянствовали в ресторане города Бучач. После получения телеграммы из штаба 16-й авиадивизии о боевой тревоге командование полка, будучи в пьяном состоянии, не сумело быстро привести в порядок полк.

22 июня в 5.50 над аэродромом появился немецкий бомбардировщик, который был принят за самолет командира дивизии. Ввиду этого он беспрепятственно с высоты 10–15 метров начал обстрел аэродрома и вывел из строя 9 самолетов.

Противовоздушная оборона была организована плохо. Зенитная артиллерия пяти бригад ПВО фронта и зенитных дивизионов, состоящая из 37-мм и 85-мм зенитных пушек, не имела к ним снарядов.

Бомбардировщики Пе-2 не могли быть использованы для выполнения боевых заданий, так как они вооружены крупнокалиберными пулеметами, к которым не было патронов.

Зенитная артиллерия 18-го зенитного артполка 12-й армии, охранявшая гор. Станислав от воздушных налетов противника, не имела 37-мм снарядов…»