Читать книгу "King of Russia. Один год в российской Суперлиге - Эрик Духачек"

У нас в раздевалке есть дежурная шутка о влиянии Виктора Гудзика, нашего вдохновляемого фармакологией тренера по общефизической подготовке. Гудзик бывает хвастлив, на протяжении всего сезона он всем рассказывает, что основа нашего успеха — его программа восстановления. И сегодня, после того, как я закончил свое выступление, Величкин встал и сделал нечто странное. Он воскликнул: «Гудзик — волшебник! Фармакология важна в сегодняшнем спорте. Все клубы Суперлиги хотят заполучить Гудзика, он — маг!» Когда он вышел, вся раздевалка содрогнулась от смеха, и я думаю (я надеюсь) — именно на это он и рассчитывал. Я знаю фактически, что хоккеисты вне себя от того, что Гудзик пользуется, или использует, таким доверием. Наш успех основывается, главным образом, на их характере и решительности, а не на каких-либо программах физподготовки или восстановления.

В июле месяце, в мои первые дни с командой я не знал, с чем буду работать. Сейчас я уверен, что могу пойти с этой командой в бой. У нас еще есть немного «пуха» — игроков, которые не желают платить цену за победы, но у нас есть достаточно хоккеистов другого рода — преданных всей душой, что позволяет мне думать о хороших шансах нашей команды. Одно могу сказать стопроцентно: есть огромная, как день и ночь, разница между этими хоккеистами и теми, которые были у меня в прошлом году, когда я тренировал клуб в Германии. Почти ровно год назад у меня был один из худших моментов в карьере — меня уволили из Гамбурга, всего за пару недель до окончания регулярного турнира. Мы прошли через сезон невероятных травм у ведущих игроков. У нас было всего 5–6 легионеров из разрешенных одиннадцати, и нам пришлось позаимствовать пятерых хоккеистов фарма у Пьера Пажа из клуба Айсбэрен, чтобы завершить чемпионат. При этом, мы бились и были близки к выходу в плэй-офф, почти вышли, когда мне сказали: «Мы хотим внести кое-какие перемены, ты слишком жестко обходишься с этими парнями».

Я упаковал свои чемоданы и отправился домой, размышляя: «Бог ты мой! Неважно кто ты, чем занимаешься — увольнение наносит удар по уверенности в себе. Оглядываясь назад, я тогда понимал, что был, как бы, не на своем месте. Я ожидал такой уровень тренировок и соревнований, к какому они и близко не подходили. В то время я задумывался — не во мне ли самом дело? Что мои ожидания были завышены, и что я, старея, удалялся от реалий нового профессионального хоккея, к которому более не мог относиться. И когда я впервые встретился с этой командой в Магнитогорске, я задавал себе те же вопросы. Я думал: может, все будет хорошо, а может — все рухнет так же слишком рано, потому что я мог и не вписаться. В Германии я всегда шел на компромиссы, постоянно. Я не мог понять, почему эти парни не занимаются тяжестями по окончании ледовых тренировок. Меня это смущало, пока я, наконец, не понял. Они приехали в Европу в отпуск. Они «натерпелись» от тренеров, которые требовали с них — именно поэтому, в первую очередь, они приехали в Европу. Я не мог понять этого тогда и по-прежнему не понимаю такого рода отношение к делу. По мне, неважно на каком этапе своей карьеры ты находишься, никогда не переставай стремиться быть на максимуме своих возможностей. Не думаю, что в таком подходе есть что-то неправильное. И не думаю, что должен извиняться за то, что верю в это. Так что, эта попытка оказалась для меня и моего подхода к тренерскому делу гораздо более подходящей. Может быть, мне следовало приехать сюда на более ранней стадии своей карьеры, потому что русский стоицизм в тренировках и подготовке соответствует моим личным взглядам. Я не знаю, работаем ли мы больше, чем другие команды, но мы работаем столь же упорно, как и все. Моя работа — подготовка; я должен обеспечить, чтобы в игре не сложилась ситуация, к которой мы оказались бы не готовы.

Каждый вечер, после ужина, когда Линда садилась за свой компьютер, я садился за свой стол и работал над планом тренировки на следующий день. Иногда она спрашивала: «Почему ты просто не повторишь какое-нибудь удачное занятие из уже когда-то проведенных? Почему ты так много времени проводишь за планированием завтрашней тренировки?» Я обычно даю один и тот же ответ: «Завтра будет другое время, и у нас будут другие задачи. Дело не в том, чтобы вскрыть очередную банку консервированного супа.

Дело в том, чтобы проявлять на кухне творчество». Я провожу много времени над организацией, потому что хочу проводить тренировки эффективно. Я не хочу транжирить драгоценную энергию на достижение малого результата. Тренер не вправе путать деятельность с производительностью. Мы используем такое выражение — работай много, но с умом — потому что, как только чемпионат начинается, одной из твоих самых больших проблем становится: как справляться с усталостью. Чтобы оставаться в форме, надо тренироваться, но никогда — до той точки, когда начнешь выпускать на лед уставшую команду. Одни только игры, плюс переезды, плюс напряжение соперничества сами по себе уже достаточно утомят твою команду. Тренеру вовсе не нужно добавлять что-либо к этой усталости.

Мои российские хоккеисты, похоже, были довольны, когда сезон вступил в этап «полного разгара», потому что тренировались мы интенсивно, но не подолгу. Мы поддерживали высокий темп. Варьировали. Концентрировали тренировки обычно на одном из двух моментов: видео разбор предыдущего матча или изучение следующего по расписанию соперника. Это особенно важно теперь, на стадии плэй-офф, когда матчи проводятся сериями до трех побед, а не разовыми поединками. После тренировок мы оставляли молодых и т. н. вспомогательных игроков на льду для выполнения дополнительной работы, но я удивился, увидев, что Королев, Юшкевич и теперь еще Эрикссон тоже задерживаются на льду после каждой тренировки, совершенствуя какие-то элементы своей игры.

Их профессионализм по-настоящему пронизал нашу команду. Теперь после каждой тренировки лишь немногие хоккеисты сразу уходят со льда. Такого рода индивидуальная работа после общей тренировки может внести решающий вклад в исход матча, и эти российские парни, в отличие от моих игроков в Германии, вовсе не кажутся раздосадованными такой необходимостью.

11 марта

Одним из первых вопросов, которые мне задавали по приезду в Россию, был: «Буду ли я тренировать как русский?» Этот вопрос меня озадачивал, и я спрашивал в ответ: «А как тренирует русский?» Ответом было: «Пятерками». Имелось в виду, что хоккеисты сводятся в пятерки согласно традиции, принятой в российских хоккейных кругах. Во времена звена КЛМ его три форварда — Крутов, Ларионов и Макаров — выходили на лед с одной парой защитников, с Фетисовым и Касатоновым. Этот порядок никогда, или почти никогда, не менялся. Поэтому я отвечал: «Нет, мы не планируем наигрывать таким образом».

Я люблю варьировать и составлять новые сочетания. Например, иногда я выпускаю свою третью тройку на розыгрыш большинства, потому что они хороши в таком розыгрыше, но вместе с этой тройкой нападающих я использую лучшую пару защитников. Я делаю все так, как делают североамериканские тренеры, но здесь так не делает никто. Даже в Казани Зинатулла Билялетдинов, много поработавший тренером в НХЛ, вернулся к русскому принципу.

Было такое время, когда хоккеисты спрашивали меня, почему я поступаю таким образом; даже мои тренеры-помощники иногда удивлялись. Защитников меняет Федор Канарейкин, и ему бывает нелегко, потому что он хочет выставлять первый состав против первого, и т. д. Я постоянно говорю ему: «Не беспокойся о целостности звеньев. Просто дай мне на лед двух защитников». Если я вдруг решаю выставить другое звено, он стремится успеть выставить пару защитников, которые обычно играют с этой тройкой. Я говорю ему не беспокоиться. «Оставь тех же двух защитников, которые играли… Если у нас на площадке есть пять игроков, мне этого достаточно. Если потом кто-нибудь будет нас критиковать, это будет моя головная боль».