Читать книгу "Людовик XIV - Эрик Дешодт"

Людовику, не выносившему новые лица в своем окружении и более всего ценившему дружбу, понадобилось десять лет, чтобы признать, наконец, бездарность своего любимца.

И дело не только в слабости Шамийяра. Король изменился. Огромный опыт, приобретенный им за 30 лет правления, дал ему ту уверенность, которой в 1661 году, когда он только взял власть в свои руки, ему так не хватало, несмотря на его не терпящие возражений заявления. Как далеко то время, когда, обращаясь к Кольберу, он говорил: «Я вам приказываю делать всё, что вы пожелаете». Он и раньше требовал докладывать ему обо всём в мельчайших подробностях, а с годами стал еще более дотошным и педантичным. Шамийяр — да и кто-либо другой из членов его правительства — никогда не сможет действовать так же независимо, как его предшественники. Жан Кристиан Птифис справедливо указал на «размытость структуры и отсутствие четкого разграничения обязанностей в его правительстве».

С 1689 по 1699 год генеральным контролером финансов является Луи де Поншартрен; благодаря его энергии и компетентности это ведомство занимает главенствующее место. Иначе всё обстоит и при Шамийяре, занимавшем этот пост с 1699 по 1706 год, и при Никола Демаре, племяннике Кольбера, возглавлявшем финансы с 1706 года вплоть до кончины короля. Но при этом следует сказать, что Демаре, своего рода акробат от финансов, поддерживая дружеские отношения со всеми откупщиками, исхитрялся регулярно снабжать армию деньгами, что поистине достойно восхищения.

После отказа Шамле, правой руки покойного Лувуа, занять его место, Людовик останавливает свой выбор на третьем сыне Лувуа, 23-летнем Луи Франсуа Мари Летелье, маркизе де Барбезьё, который ранее был уже приобщен к должности государственного секретаря, занимаемой его отцом. Он очень талантлив, но слишком молод и легкомыслен для такой ноши; в его назначении есть нечто от королевской вежливости. В конечном счете его ведомство было разделено на части, которые возглавили многие из родственников Кольбера, главного врага Лувуа. В частности, Жильбер Кольбер де Сен-Пуанж возглавил военное ведомство вместе с Шамле.

Поскольку война в это время является главным делом, Людовик, по-прежнему одержимый жаждой славы и военных деяний, с головой погружается в руководство оными. Его генералы, удивленные и очарованные, — так как его обращение, неизменно учтивое и приветливое, является разительным контрастом надменности Лувуа, — получают одну за другой двадцатистраничные депеши.

1692 год — это год Стенкерка и Ла Хог. При Стенкерке герцог Люксембургский отражает внезапную атаку Вильгельма и наносит ему серьезный урон. В Ла Хог Турвиль теряет 12 кораблей, приведенных по приказу маршала де Бельфона в бухту Сен-Вааст; они были сожжены вражескими канонерскими лодками. По личному приказу короля, который не хотел ждать прибытия тулонской эскадры, он, имея вдвое меньше кораблей (44 против 89), вступил в бой с англо-голландским флотом, чтобы позволить осуществить новый десант на британские острова. Катастрофа в Ла Хог, последствия которой вполне можно было исправить (что и будет сделано в следующем году), тем не менее имела следствием надолго воцарившееся пессимистическое отношение к флоту и прискорбное падение интереса к морским делам. Но Людовика это не смущает.

Полтора месяца спустя, 16 июля, принимая Турвиля, король, к всеобщему удивлению, обращается к нему со словами: «Я очень доволен вами и вашим флотом; нас разбили, но вы покрыли славой и себя, и нацию; нам это стоило нескольких кораблей, но мы всё восстановим в этом году, и мы наверняка разобьем противника».

В следующем году Турвиль одерживает победу у Лагуша. Но поскольку война эскадр обходится достаточно дорого, против вражеского торгового флота начинается каперская[128] война. Однако несомненных успехов французских корсаров всё же недостаточно, чтобы нанести желаемый урон.

1693 год во Фландрии — это год Неервиндена, самого кровавого сражения этого века, унесшего 29 июля 30 тысяч жизней. Герцог Люксембургский вновь наголову разбивает Вильгельма и отправляет в Париж богатый урожай знамен и штандартов. В Пьемонте Катина одерживает победу над герцогом Савойским близ Марсальи. А на море у португальского порта Лагуш Турвиль, имея в своем распоряжении 71 корабль, захватывает огромный конвой из 144 парусных судов, направляющихся в Смирну (Измир) в сопровождении двух эскадр, английской и голландской, которые он обращает в бегство.

Увлечение мистицизмом и подрывной дух

Следующий, 1694 год был наихудшим в этом царствовании, даже хуже, чем 1709-й, известный своей Великой зимой[129].

Война продолжалась, но таким тяжелым сделали этот год два совершенно не сравнимых по значимости события внутри страны. Первое, громадное — голод, какого никогда не бывало ранее; второе, на первый взгляд совершенно ничтожное — письмо, присланное королю епископом Фенелоном, воспитателем внука короля, герцога Бургундского, и любимцем партии святош. Но первое имело узко локализованный характер, а второе своей проповедью совершенной добродетели предвещало новый подъем оппозиции абсолютной монархии.

Мы уже убедились в том, что вопросы религии имели огромное значение в ту эпоху, когда правитель являлся монархом милостью Божьей и именовался Христианнейшим королем. Католическая религия являлась становым хребтом королевства, поскольку монархия освещалась миропомазанием на царствование. А потому любой вопрос, касающийся религии, становился государственным делом. Если оставить в стороне такое важное событие, как отмена Нантского эдикта, то проблема янсенизма приобрела тогда немыслимое в наши дни значение; а что касается спора о квиетизме[130], то Вольтер имел основания написать в своем «Веке Людовика XIV»: «Спор о квиетизме есть одно из проявлений чрезмерной изощренности ума и увлечения теологическими тонкостями, которые не оставили бы ни малейшего следа в памяти людей, если бы не имена двух соперников, принимавших в оном участие».

Согласно словарю Литтре, квиетизм есть «доктрина нескольких мистических теологов, согласно которой следует уничтожить себя самого, дабы соединиться с Богом, пребывать в состоянии пассивного созерцания и оставаться равнодушным к тому, что может происходить с нами в этом состоянии». Такое умерщвление души позволяет ей избежать греха.

Принцесса Пфальцская более прямолинейна, чем словарь, и более иронична: «Квиетизм — очень удобная религия, ибо полагает молитву и все внешние религиозные ритуалы излишними, нужными лишь невеждам; тогда как ее приверженцы, однажды посвятив свою жизнь Богу, не могут быть прокляты; им остается лишь раз в день говорить: «Бог существует», — а потом на протяжении всего дня они могут удовлетворять любые желания своего тела, просто считая их животными».