Читать книгу "Тайна Анри Пика - Давид Фонкинос"

Отправляясь по следам Гурвека, Руш решил начать свои поиски с доказательства, что Пик не был автором книги. Он считал это первым и необходимым этапом. Как уже известно, он съездил в Ренн и увидел там письмо к Жозефине. А теперь он находился в Крозоне, в доме Пика, и объяснял обеим женщинам, что́ он об этом думает. Его удивило, что и мать и дочь довольно легко примирились с его гипотезой. Но тут следовало принять во внимание и вторую проблему: им обеим предстояло пережить неприятные, даже драматические последствия этой публикации. Они предпочитали вернуться к прежнему образу жизни; мысль о том, что Анри никогда не писал этот роман, скорее утешала их. Только позднее Жозефина уразумеет, что это разоблачение может лишить их обеих дохода с авторских прав, но в данный момент чувства преобладали над трезвым расчетом.

– Значит, вы думаете, что это Гурвек написал роман моего мужа? – спросила Мадлен.

– Да.

– И как вы собираетесь это доказать? – осведомилась Жозефина.

– Я уже сказал вам, что в настоящее время только строю предположения. Гурвек ничего не оставил после себя – ни рукописей, ни других свидетельств о своей страсти к сочинительству. Он вообще очень мало говорил о себе, Магали так и сказала об этом в своем интервью.

– Бретонцы – они все таковы. Болтунов среди нас нет. Так что для своего расследования вы выбрали не очень-то подходящий регион, – пошутила Мадлен.

– Да, это уж точно. Но я нюхом чую, что за этой историей кроется нечто важное. То, что пока ускользает от меня.

– Что вы имеете в виду?

– Когда я заговорил о Гурвеке в мэрии, секретарша прямо побагровела вся. А потом сразу заговорила ледяным тоном и отшила меня.

– Ну и что же?

– Вот я и подумал: а не было ли у них романа, который плохо кончился?

– Так же плохо, как и с его женой, – добавила Мадлен, не подозревая, что эти слова изменят весь ход дальнейших событий.

3

Час был поздний, и хотя Руш намеревался продолжить разговор – в частности, расспросить Мадлен о жене Гурвека, – он почувствовал, что лучше отложить все это на завтра. В пылу своей сыскной лихорадки он точно так же, как в Ренне, забыл позаботиться о ночлеге. На сей раз у него даже машины не было. Он деликатно спросил своих хозяек, нет ли у них на примете отеля в этом квартале, но время близилось к полуночи, и все отели, конечно, уже не принимали новых постояльцев. Ясно, что ему оставалось одно – провести ночь здесь, в их доме, и Руш рассыпался в извинениях: ему неудобно, как это он ни о чем не подумал заранее и теперь вроде бы навязывается. Однако Мадлен его успокоила, сказав, что ей это будет только приятно.

– Правда, раскладной диван у нас старенький, не советую вам располагаться на нем. Остается спальня моей дочери, там две кровати.

– В моей спальне? – удивилась Жозефина.

– Да я прекрасно переночую на этом диване. Не беспокойтесь: моя спина так досаждает мне, что хуже все равно не будет.

– Нет-нет, у Жозефины вам будет удобнее, – настаивала Мадлен; похоже, Руш вызвал у нее искреннюю симпатию. Она чувствовала в нем что-то детское, беспомощное и отнеслась к нему с материнской заботой.

Жозефина провела Руша в свою комнату, где он увидел две простые односпальные кровати. Это была ее детская, здесь все осталось, как в прошлом, когда она приглашала переночевать какую-нибудь школьную подружку. Между кроватями стоял столик, а на нем лампа с оранжевым абажуром. Глядя на все это, нетрудно было представить, как девчонки полночи болтали здесь, делясь своими переживаниями. Но теперь на этих же кроватях лежали два взрослых человека примерно одного возраста, каждый на своем одиноком ложе, как две параллельные прямые. Они заговорили о своих жизненных перипетиях, и эта беседа тоже не скоро кончилась.

Когда Жозефина выключила лампу, Руш заметил, что потолок спальни усеян мерцающими звездочками.

4

Они проснулись почти одновременно. Жозефина воспользовалась полумраком, чтобы прошмыгнуть в ванную. Рушу казалось, что он давно уже не спал так сладко, – наверняка это было следствием усталости, накопившейся за последние дни, и спокойствия, царившего в этом доме. Он смутно чувствовал и что-то другое, трудноопределимое. На самом деле это было ощущение легкости, словно у него тяжесть с души упала. И этой тяжестью был разрыв с Брижит. Можно сколько угодно убеждать себя в обратном, но именно тело решает, сколько времени ему нужно для того, чтобы затянулась душевная рана. Так вот, этим утром, открыв глаза, он понял, что ему дышится куда легче, по-новому. Сердечной муки как не бывало.

5

За завтраком Мадлен рассказала Рушу о жене Гурвека. Та недолго прожила в Крозоне, но она довольно хорошо знала ее, а причина была проста: Марина – так звали эту женщину – помогала обслуживать клиентов в их пиццерии.

– Потому что я тогда как раз беременна была, – пояснила Мадлен ровным тоном, не выдававшим драмы, которая крылась за этими словами[58].

– Значит, жена Гурвека работала с вашим мужем?

– Да, но всего две или три недели, а потом она уехала. Бросила Жан-Пьера и вернулась в Париж, так я полагаю. И с тех пор ни разу ничего не сообщила о себе.

Руш был изумлен: он-то думал, что Гурвек поставил на своей рукописи фамилию Пика почти случайно, чтобы не изобретать псевдонима, и вот теперь выяснилось, что они были знакомы.

– Значит, ваш муж знал ее лучше, чем вы? – спросил он.

– Почему вы так считаете?

– Но вы же сказали, что были беременны, а она вас заменила?

– Я, конечно, не могла бегать по залу с подносами, но все равно бывала там каждый день. И разговаривала она в основном со мной.

– Что же она говорила?

– Она была какая-то запуганная – все надеялась найти место, где можно жить счастливо. Часто повторяла, что трудно быть немкой во Франции в пятидесятые годы.

– Разве она была немкой?

– Да, но по ее речи это было незаметно. Я думаю даже, что вокруг никто об этом и не догадывался. Мне-то она призналась. Она выглядела какой-то прибитой. Но больше я ничего не могу сказать, уже мало что помню.

– А как она очутилась здесь?

– Да вроде бы они познакомились по переписке. В те времена многие так делали. Она рассказывала, что Гурвек писал ей такие прекрасные письма; вот она и решила выйти за него и обосноваться в наших местах.

– Значит, писал прекрасные письма… – задумчиво повторил Руш. – Надо бы разыскать эту женщину и ознакомиться с ними. Это может стать главным доводом…

– А что, вам так важно доказать, что мой отец не писал этой книги? – сердито прервала его Жозефина; ее агрессивный тон подействовал на журналиста, как холодный душ.