Читать книгу "Неизвестный Янгель. Создатель "Сатаны" - Владимир Губарев"

– Я не сужу о том, что пишут… Просто говорю о том, чему был свидетелем и участником. На третью встречу с Королевым я уже приезжал из Днепропетровска. Вместе с Василием Сергеевичем Будником мы ездили смотреть новый космический корабль. После Гагарина была какая-то вторая модель… С Будником они были приятелями, а потому Королев рассказывал увлеченно, с вдохновением. Он очень интересно мыслил, чувствовалось постоянное устремление в будущее. Он говорил о схеме продолжительного полета и демонстрировал морскую водоросль, которая должна обеспечивать корабль кислородом. Он лазил по этому кораблю, показывал все, затаскивал нас, чтобы мы тоже увидели все… Чувствовалось, что человек влюблен в свое дело… И нам было приятно… Случались, конечно, у меня и другие, более короткие встречи с Королевым, но три, о которых я рассказал, запомнились особенно.

– И здесь встречались, когда он приезжал?

– Конечно. Но теплоты в тех встречах уже не было – чисто по-деловому проходили. У них с Кузьмичем были трудные отношения, но тем не менее Янгель взял «Блок – Е» и сделал его. Это речь шла о полете на Луну, и мы конструировали посадочный модуль…

– Вы чувствовали, что Королев ревниво относится к вашему КБ?

– Да… Во многом настроение Главного передается коллективу. Ребята его «фирмы» не всегда относились к нам справедливо. Это проявлялось во многом, хотя конкретные примеры выбрать трудно… Главное было в том, что нам постоянно, при каждом удобном случае, напоминали, что мы последователи, что мы не первопроходцы, что мы «вторые»… Я это хорошо помню. Представляли мы один эскизный проект в Кремле. Келдыш был председателем комиссии. И тогда «превосходство» фирмы Королева проявлялось отчетливо – и это было обидно!

– С вашей точки зрения, когда вы стали «наравне»?

– Я считаю, что Сергей Павлович в борьбе за заказы от Министерства обороны побеждал. Его ракеты имели межконтинентальную дальность, он первым поставил на свои ракеты ядерные заряды. Мы его догоняли, но у нас были головки с обычным зарядом. С технической точки зрения мы уравнялись с ним где-то на третьем прототипе наших ракет, где и дальность была, и полезная нагрузка хорошая. Я имею в виду Р-16. Ну а дальше он уже не развивал свои боевые ракеты, а целиком переключился на космос. А мы весьма успешно двигались вперед, и пути наши разошлись. Тут уж и сравнивать не следует, это бессмысленно.

Из воспоминаний Ю. Сметанина:

«Как-то, в 1956 году, Михаил Кузьмич возвратился из Москвы. Очередная командировка. В его правилах было проведение информационных совещаний с помощниками и проектантами, и теперь, чтобы обсудить новые задачи, он собрал специалистов.

„В следующем году С.П. Королев будет запускать искусственный спутник Земли на „семерке“. Мне предложено подстраховать эту работу. Берите нашу боевую ракету, ставьте на нее вторую ступень, решайте задачу“.

Началась интенсивная работа. Мы, конечно, понимали, что за год не успеем. В 1957 г. стало ясно, что подстраховывать не нужно. Первый в мире ИСЗ состоялся. Но мы начатую работу не бросили, т на криогенных компонентах была создана вторая ступень. Так родился космический носитель „Космос“, открывшей дорогу серии ИСЗ „Космос“, совершивший 144 пуска, показавший высокую надежность (О,965) и целесообразность использования уже созданной, отработанной военной техники. Так что конверсией мы занимались очень давно, даже не подозревая об этом».

– Извините, но почему нельзя было сразу поставить ядерную боеголовку на ракету? Существуют какие-то особые требования?

– Просто это было тяжелое сооружение… Мы развивались под пристальным вниманием военных. И если хотите лозунги были простыми: «дальность, дальность, дальность…» Даже кучность не требовалась, главное – преодолеть проклятый океан… Американцы вели себя неприлично: они летали над нашей территорией, вели разведку, чувствовали себя хозяевами жизни… Хотелось, чтобы это преимущество пропало. А потом, когда мы дальность осилили, то уже звучало иное требование: «точность, точность, точность…» Военная доктрина изменилась, мол, мы будем бить по опасным целям, а не по площадям. Потом появился новый лозунг: «живучесть, живучесть, живучесть…» Американец имел хорошие системы управления и стрелял довольно точно. Его удар по нашему позиционную району, хотя мы и были в шахтах, мог закончиться плачевно, а потому «шахта должна быть живучей, ракета должна быть живучей…» И от этих требований мы натерпелись изрядно, потому что мы должны были держать корпусом ракеты и рентген, и все другие излучения… Последняя наша ракета СС-18 черная. И это не каприз, а защита от рентгена и ударов камешками – ведь надо пройти через облако, образовавшееся после ядерного взрыва… Ну и последняя задача, которую поставили перед нами военные, – это «готовность, готовность, готовность…» Две минуты, три минуты… Все время было тяжело.

– А что было все-таки самым тяжелым?

– Мне Кузьмич доверил проектирование ракет. Сначала я занимался боевыми блоками. Работал с Арзамасом-16. Там у меня много друзей и соратников… Вячеслав Михайлович Ковтуненко был сторонником того, чтобы мы разрабатывали космические аппараты, и у него это получалось. Янгель вначале способствовал этому, дал ему людей. Спутник «Метеор», по сути дела, был сделан у нас, потом его передали другой организации… В общем, определенные успехи у Ковтуненко были, и у него появилась идея отделиться в самостоятельное КБ. Как ни странно, но Кузьмич особо этому не противился, но другие – его помощники и парторганизация – были против, потому что считалось, что и завод нужно будет делить… И Ковтуненко ходу не давали, а я у него был заместителем. Да и космические аппараты начались потому, что особой разницы нет, что именно ставить: боевой блок или космический аппарат… Я заболел и попал в больницу. Вдруг туда мне звонит Янгель и говорит: «Юрий, я тебя должен перевести на основную работу…» «Что значит „основную?“ Я ею и занимаюсь!..» «Нет, – говорит Янгель, – будешь проектировать ракеты…» Для меня это было несколько неожиданно, да и тревожно, потому что я не проектировал ракеты. А эта работа под пристальным вниманием вся и всех… И первое мое задание: ракету из шахты нужно было вытолкнуть. Те шахты с газоходами, которые мы поначалу делали, не давали нужного эффекта…

Из воспоминаний Ю. Сметанина:

«Запуск двигателя в шахте требовал сооружения специальных газоходов, через которые отводилась раскаленная до 3000 градусов струя. Ракета сжигает в секунду до 1,5 тонн топлива, и поэтому легко понять, какие количества газов необходимо отводить. Образно говоря, для одной ракеты нужно было соорудить примерно три шахты. В одной находилась ракета, через две прилегающие отводился газ в разные стороны.

Разработать для такой шахты защитную крышку, которая бы держала, не разрушаясь, давление от ударной волны высотного ядерного взрыва, нам просто не удавалось. Конструкция получалась либо очень тяжелой, и ее трудно было сдвинуть, чтобы быстро и надежно открыть шахту, либо она не выдерживала давления ударной волны.

В докладе о новом типе боевого стартового комплекса доложили и об этой проблеме. Почему-то Хрущеву не понравилось, как мы решаем проблему в целом, и он стал говорить, что мы вольготно себя чувствуем, нет плотности компоновки, не то что подводники, там все компактно! На это один из присутствующих заметил, что де, мол: „Бытие определяет сознание“. Хрущев помолчал и ответил: „Битие тоже определяет сознание“…