Читать книгу "Черное платье - Мария Шкатулова"

* * *

Это была стандартная трехкомнатная квартира, какие бывают в бетонных пятиэтажках постройки шестидесятых: с маленькой кухней, полом, покрытым линолеумом со следами краски и клея от недавнего ремонта и безобразными пузырями, вздувшимися в нескольких местах, с проржавевшими трубами в ванной, окнами, заляпанными краской, и стенами, обклеенными дешевыми обоями светлого, почти белого цвета, с претензией на роскошь. Они чувствовали себя потерянными и несчастными в этой квартире, казавшейся им не только чужой, но даже враждебной, но обе не только старательно делали вид, что ничего не произошло, но всячески имитировали деятельность и даже энтузиазм.

Зинаида Федоровна руководила расстановкой мебели: Наташа радовалась этому и не мешала делать то, что ей хочется. Однако скоро она заметила, что мать пытается сделать невозможное, то есть все расставить таким образом, чтобы новая обстановка как можно больше походила на их прежнюю в Сивцевом Вражке. Предприятие это было заранее обречено на неудачу, так как старая мебель, извлеченная из привычной атмосферы прежнего жилища, имела какой-то неприкаянный вид и никак не хотела вписываться в пространство, окруженное холодными и чужими стенами. Старые вещи, знакомые Наташе с детства и потому любимые, казались ей такими же потерянными и несчастными, как она сама и ее мать.

Она со страхом ждала, что будет, когда иссякнет энтузиазм Зинаиды Федоровны, глядя, как та с помощью рабочих упрямо старается втиснуть в свою комнату старый кожаный диван, который они называли "папиным", так как он был куплен по настоянию отца, любившего старинные вещи, в комиссионном магазине в конце пятидесятых годов и из-за которого они почти поссорились перед переездом: Зинаида Федоровна ни в коем случае не хотела расстаться с ним, а Наташе казалось, что в "той" квартире он будет выглядеть громоздким и нелепым.

Когда Зинаида Федоровна поняла, что восстановить уют их старого дома ей не удастся, она видимо загрустила, и Наташа все чаще стала замечать, что ее мать, которую даже во время болезни трудно было заставить не заниматься домашней работой, сидит без дела и с тоской смотрит на новые стены. Наташа пыталась утешить ее, говоря, что со временем вещи (и они сами) приживутся на новом месте, что обои в любой момент можно поменять и что не так уж много времени осталось до приезда Сережи. Он вернется, и жизнь непременно войдет в прежнее русло.

Она купила для Зинаиды Федоровны красивую настольную лампу с оранжевым абажуром и поставила рядом с креслом, в котором та любила читать по вечерам. Но прошло еще несколько дней, и Наташа заметила, что уютный уголок для чтения пустует, Зинаида Федоровна все чаще сидит в кухне спиной к окну, глядя в одну точку, а ее книга, заложенная очками в одном и том же месте, неприкаянно лежит под новой лампой.

Вечерами Зинаида Федоровна по многолетней привычке входила к Наташе в комнату посмотреть по телевизору новости, но слушала молча, равнодушно и, не досмотрев до конца, уходила к себе. Даже прогноз погоды совершенно перестал ее интересовать: из дома она почти никогда не выходила.

В выходные дело обстояло еще хуже — приходил Виктор, приносил цветы и шампанское, и нужно было изображать веселье. Наташа брала букет у него из рук, несла в кухню, где Зинаида Федоровна ставила чай, и громко говорила: "Мама, посмотри, какие красивые цветы!" Зинаида Федоровна кивала и улыбалась, но улыбка получалась вымученной и печальной.

Виктор входил, по-хозяйски оглядывал квартиру, в которую вложил немало труда: подключил газовую плиту, повесил книжные полки, прибил карнизы и поменял замки. Чувствовал он себя здесь уверенно, громко разговаривал, Зинаиду Федоровну называл "мамашей" и, потирая руки, спрашивал: "Ну как, обжились, новоселы?"

Наташу возмущало, что он не чувствует настроения, царящего в доме; она не понимала, как можно быть таким черствым и тупым, но упрекнуть его не могла: слишком многим она была ему обязана. Сам же Виктор, конечно, замечал, что они обе тоскуют по старому дому, хозяином которого теперь был он, и ему это нравилось, потому что теперь, как ему казалось, не только квартира, но и обе женщины находятся в полном его распоряжении.

"Ничего, — говорил он себе, — будет со мной, так переедет назад. Без старухи, конечно. А нет, так и здесь обойдется".

Они садились за стол, Виктор с шумом открывал шампанское, наливал, несмотря на протесты Зинаиды Федоровны, им обеим со словами: "Ничего, мамаша, здоровее будете", — чокался и выпивал, запрокинув голову. Наташа делала пару глотков и, подняв глаза, видела, как двигается кадык на его мощной шее.

"Я не должна так на него смотреть. Он спас моего сына", — говорила она себе и старалась улыбаться. Зинаида Федоровна к шампанскому не притрагивалась и, посидев с ними несколько минут, вставала и уходила к себе, сославшись на недомогание. Проводив Виктора, Наташа приоткрывала дверь ее комнаты и спрашивала: "Не спишь?" — но Зинаида Федоровна не отвечала. "Спит", — думала Наташа и осторожно закрывала за собой дверь. О Викторе они никогда не говорили.

Однажды, вернувшись домой, Наташа увидела, что матери нет. Она подождала немного, но Зинаида Федоровна не появлялась, и Наташа начала нервничать. Когда два часа спустя она услышала, что в замочной скважине поворачивается ключ, она бросилась к двери и, увидев мать, с раздражением сказала:

— Мама, ты бы хоть записку оставила! Где ты была?

Зинаида Федоровна ответила, что была "у отца": так она говорила всегда, когда ездила на кладбище. Наташа не унималась:

— Зачем же ты поехала одна? Почему ты мне ничего не сказала?

— Поставь в ванную, — ответила Зинаида Федоровна, протягивая ей мокрый зонт. К разговору об этой поездке они больше не возвращались.

Июнь был холодный, и почти каждый день шел дождь. Наташа старалась как могла поднять матери настроение. Предлагала посмотреть альбом со старыми фотографиями или съездить в гости к тете Нине, младшей сестре отца, которую Зинаида Федоровна очень любила. Или пригласить тетю Нину к ним и что-нибудь испечь, зная, с каким удовольствием она всегда занималась пирогами и как ей нравилось, когда их ели и хвалили. Но каждый раз Зинаида Федоровна отговаривалась — то плохим самочувствием, то чем-нибудь еще — и Наташа видела, как в глубине ее глаз прячется печаль.

В ночь с двадцатого на двадцать первое июня Зинаида Федоровна умерла.

* * *

Окна малолитражного автобуса, в котором Филипп и несколько французских туристов добирались из Шереметьева в гостиницу на юго-западе Москвы, заливало холодным дождем. Филипп, прислонившись к стеклу, провожал взглядом обгонявшие их автомобили, из-под колес вылетали целые фонтаны брызг. Он не принимал участия в общем веселье, царящем в салоне.

У стойки администратора им сообщили, что ужин состоится через два часа в ресторане гостиницы на первом этаже, выдали ключи от номеров и пожелали приятно провести время, несмотря на погоду. Филипп поднялся к себе, поставил чемодан и, прихватив зонт, вышел на улицу. Через полчаса, выйдя из метро на станции "Кропоткинская", он отправился на поиски старого московского переулка с труднопроизносимым названием Сивцев Вражек.