Читать книгу "Тиберий. Преемник Августа - Джордж Бейкер"

Она вышла из себя, узнав о приговоре Клавдии. Какова бы ни была в действительности вина, было очевидно, что Агриппина намеренно вовлечена в этот процесс. Тиберий отправился к ней для разговора. Она просила позволения вторично выйти замуж. Он не дал ответа. С кем она собиралась сочетаться вторым браком? Теперь был его черед оставить без ответа то, о чем лучше умолчать.

Все это отдаляло их друг от друга. Сеян постоянно заботился, чтобы предубежденность Агриппины становилась все сильнее. Теперь она постепенно приходила к выводу или делала вид, что приходила к выводу, будто Тиберий намерен ее отравить. На обеде с ним она подчеркнуто и нарочито отказывалась от пищи. Тиберий был бы бесчувственным человеком, если бы не понимал столь явно выраженных намеков. Чем менее ее туманные обвинения соответствовали истине, тем серьезнее он к ним относился. Даже если она сама в это не верила, ситуация сама по себе была достаточно неприятной. Если же верила — дело обстояло еще хуже. Тиберий имел дело с сестрой Агриппы Постума и матерью Калигулы.

Некоторые мысли и чувства, если их лелеять, пожирают и разрушают не хуже живых паразитов мозг и душу их хозяев. Возможно, Тиберий имел дело с сумасшедшей — однако именно на ее стороне оказались симпатии потомков в последующие двадцать веков.

В конце концов, он был не железным. Сказывалось утомление. Он все глубже уходил в себя. Однако удар, заставивший его удалиться из Рима в его второе изгнание, был нанесен с другой стороны. Он исходил от Ливии Августы.

Поскольку Ливия не оставила воспоминаний, нам неизвестны интимные подробности — реальные или воображаемые, — которые Агриппина сообщила потомкам. Светоний и сам использует оборот «говорят» в подтверждение своего рассказа. Есть много причин, почему Тиберий сопротивлялся попыткам своей матери контролировать его действия. Ливия не любила Сеяна и не приветствовала применение суровых мер в отношении Агриппины. Как и многие матери, она с неприязнью относилась к тесному общению своего сына с этруском. Тиберий пошел на это, несмотря на недовольство матери… Однако непосредственной и действительной причиной возникшего кризиса было другое. Она хотела, чтобы вновь получившие гражданство могли занимать места среди членов жюри.

Тиберий возражал. Ливия настаивала. Наконец он согласился с условием, чтобы сенат одобрил имена новых членов жюри, внесенных в список императором под давлением его матери. Столь ловкий поворот в споре вывел Ливию из себя. Чтобы доказать, что Тиберий вообще не соответствует своему положению и ничего не смог бы добиться без ее помощи, она продемонстрировала старые письма Августа к ней. Удар оказался гораздо сильнее, чем она предполагала, — Тиберий удалился в изгнание. Если судить по его последующему отношению к матери, он воспринял ее поступок как жестокий и позорный удар в спину. Это было все, чего он мог ожидать взамен многих принесенных им жертв и преданности делу, на которую способны немногие люди! В эти дни он больше не был прежним Тиберием. Он не мог — во всяком случае, он этого не сделал — обратить это в шутку. В любом случае он не был человеком, которого судьба наградила своими дарами!

Едва ли с тех пор он когда-либо виделся с Ливией. Он отказался не только от нее, но и от присутствия этих людей, что преследовали его с их слепой враждебностью, бессмысленной злобой и невежественной оппозицией.

Ему было шестьдесят семь лет, когда он совершил самый странный и загадочный поступок в своей странной и загадочной жизни. Все время своего правления он жил дома. Несмотря на намерения посетить провинции, он так никогда этого и не сделал, передумав в самый последний момент. Он намеренно отправился в Кампанию, чтобы освятить храм в Капуе. Его сопровождали сенатор Марк Кокцей Нерва, дед императора Нервы, Сеян и несколько астрологов. После освящения храма он посетил остров Капри, этот удивительный романтичный скалистый островок, купленный Августом у города Неаполя и возвышавшийся посреди Средиземного моря за оконечностью Соррентийского полуострова. На Капри он задержался.

Здесь он выстроил двенадцать вилл и здесь нашел уединение. Здесь была защита от непрошеных гостей. Тиберий уединился в цитадели. С этих пор он становится легендой, он перестает быть человеком среди людей и становится невидимой силой, являя свое присутствие через поступки, и никак иначе. В Риме моментально стали шептаться, что он уединился, чтобы предаваться своим порокам, что он прячет от людских глаз свое ужасное моральное падение, что испытывает муки совести. На это Тиберий никак не отвечал. Люди судачили, но на Капри, где спокойные воды переливались в солнечных лучах, царило молчание.

Нетрудно понять чувства, приведшие его на Капри. У него были свои причины. Он оставил Рим для молодого Нерона, сына Германика и Агриппины, который, не будучи стеснен его присутствием, мог легче ознакомиться с механизмом правления империей. Если и было что-то хорошее в детях Агриппины, появился шанс проявить эти качества, как, впрочем, и качества дурные. Удаление Тиберия стало таким испытанием.

Это напрямую соответствовало намерениям Сеяна. Если бы этруск сам задумал такой план, он не мог бы сделать то, что более соответствовало всем его желаниям. Поле политической борьбы Рима оставалось для него свободным, он получил доступ к огромному куску империи. После удаления на остров Тиберий как бы сошел со сцены, и Сеян оставался в глазах окружающих единственным его голосом и исполнителем. Когда постепенно голос за его спиной заглохнет, когда наконец он исчезнет (по какой-либо причине) — тогда останется лишь голос Сеяна, и аудитория вряд ли заметит, что он произносит уже свои собственные слова.

Все вещи, происходящие от мыслей людей интеллектуальных, имеют странное свойство, подобное действиям опытного шахматиста, который одновременно имеет в виду множество возможностей, преследует множество целей и готов к сотне возможных вариантов. Это качество присутствовало в любом простейшем действии Тиберия. Оно отсутствовало в действиях Сеяна. Удаление на Капри могло заключать в себе множество возможностей для Тиберия. Одно событие способно было перечеркнуть все возможности Сеяна. В этом была очевидная слабость положения этруска. Его положение не отличалось бесконечным количеством сложных вариантов защиты, которыми Тиберий, даже особенно над этим не задумываясь, из простого чувства самосохранения, окружил себя.

И когда население Рима — и роскошное, и плохо одетая толпа — смирилось с мыслью, что Тиберий удалился на Капри, чтобы забыть об остальном мире, старый человек вовсе о нем не забывал. Он сидел за столом, разбирая дела, как он сидел и в Риме; дела управления, как и прежде, находились в его руках. Возможно, он даже лучше мог видеть перспективу с Капри, вдали от отвлекающего влияния Рима и враждебности римлян.

То, что его удаление на Капри было не просто выражением разочарования в людях, он доказал сразу по прибытии на Капри. Обвалился театр в Кампании, что повлекло за собой множество жертв. Он сразу же вернулся в Кампанию выказать свое сочувствие и оказать посильную помощь, и этот его визит нашел тем больший отклик, поскольку накануне он был там как частное лицо. Он всегда оставался самим собой, если появлялось дело, в котором он мог быть полезен и сведущ.