Читать книгу "Смерть тоже ошибается... - Фредерик Браун"

На чердаке царила мертвая тишина, а по углам сгустились тени. Почему-то, когда я подумал о том, что это написал мертвый лилипут, у меня по спине пробежали мурашки. Это было глупо, ведь все когда-то умирают. Все гробы покрывают, не так ли?

Я закурил, потом уселся на газеты и стал читать:

Медленно покройте мой гроб,

Чтобы я слышал стук каждого комка земли,

Теперь, когда мои уши не услышат больше ни звука.

И я буду лежать в тишине, без снов.

И скоро прольются дожди

И превратят землю в один большой пирог из грязи,

В котором я буду лишь крошкой. Вот так.

Я вернул листок дяде Эму. Тот протянул мне третий, но я покачал головой.

— Больше не хочу это читать, — сказал я. — Слишком мрачно. Мне не нравится.

Он бросил на меня взгляд и снова стал читать. Я докурил, наблюдая за дядей Эмом, и задумался. Последний стих мне не понравился, но я решил, что так и должно быть. В нем было нечто такое, от чего я начал нервничать. Я представил, как Лон Стаффолд сидел у себя в комнате один и сочинял это, как он себя чувствовал, и вздохнул. А с тех пор, как его похоронили в Эвансвилле, действительно шел дождь. И, черт возьми, земля действительно похожа на огромный пирог из грязи, а мертвые и похороненные в ней люди — словно крошки.

Наконец дядя Эм положил стопку стихов обратно в сундук и закрыл его.

— Ну… вот и все, — промолвил он.

— Узнал что-нибудь? — спросил я.

— Об убийствах — нет. Но я понял, почему Лон писал стихи.

— Я должен спросить, почему?

— Даже если спросишь, я не сумею ответить. Это можно почувствовать, но нельзя объяснить. Как, например… вот ты бы мог объяснить, почему играешь на тромбоне?

— Наверное, нет. Я понимаю, что ты имеешь в виду. Слушай, дядя Эм, я тут думал о том, что сказала миссис Червински, — что мне не быть музыкантом. Видимо, она права.

Его лицо исказилось презрительной гримасой.

— Боже мой, парень! Ты купился на гадание по руке!

— Нет, просто я думал о том же. Я не собираюсь расставаться с тромбоном, но это все-таки хобби, а не профессия. У меня нет того, что сделало бы меня по-настоящему хорошим музыкантом. Но мне вот что любопытно: с чего она вдруг решила мне погадать?

— Эд, именно поэтому я и бросил все эти менталистские штучки, хотя это легче, чем держать киоск вроде нашего, с мячиками, и платят больше. Но если долго этим заниматься, сам начинаешь в это верить. Даже если знаешь, что просто угадываешь, возникает ощущение, будто внутри тебя есть нечто таинственное, что помогает угадывать. Несколько раз угадаешь правильно, и это чувство усиливается. И скоро сам начинаешь верить во всю эту чушь.

— По поводу музыки она точно все угадала, — произнес я. — Разве что… ну, единственный, от кого она могла что-либо узнать обо мне, — это Вайсс. Он ведь с ней беседовал.

Дядя Эм покачал головой:

— Вайсс не знал, что я знако́м с Фло. Он никак не мог упомянуть нас в разговоре. Черт возьми, тут несложно догадаться. Большинство парней твоего возраста занимаются музыкой, но лишь немногие становятся музыкантами. С твоей точки зрения, поскольку ты играешь, тебе это показалось чудесным попаданием. Если тебе нравится музыка — популярная или классическая, — ее предсказание все равно по адресу. Она не могла не угадать.

Он взял пачку «Билбордов» и положил себе на колени.

— Парень, вот почему менталистика так легко дается тем, кто умеет работать языком. Существует много вещей, которые можно сказать кому угодно и попасть в точку, даже до того, как тебе дадут хоть мельчайшую зацепку. Можно делать предсказания, которые так или иначе исполнятся, поскольку их можно интерпретировать по-разному, так, чтобы это соответствовало реальным событиям. Черт возьми, нам еще «Билборды» просматривать! Я тебе как-нибудь потом еще про менталистику расскажу.

Дядя Эм разделил пачку журналов и вручил мне половину:

— Давай, Эд. Берись за дело.

— Тебя интересуют объявления?

— Да, начни с них, это самый верный вариант. Особенно о найме и частные объявления. Все, что касается лилипута. Вернее… ну, мы не знаем, что именно ищем, но поймем, когда найдем.

Я взял номер, лежавший сверху, и просмотрел объявления. Там я ничего не обнаружил. Во втором журнале в разделе услуг я нашел лилипута. Но там было указано его имя и адрес в Бирмингеме, штат Алабама, так что вряд ли это было то, что нам требовалось. Однако я отметил его, загнув уголок страницы. В третьем номере я нашел то, что требовалось. Объявление, которое мы искали. Оно было жирно обведено черным карандашом.

Это было частное объявление. Текст был следующий:

«ЛОН С. — БОЛЬШИЕ ДЕНЬГИ, ПИСАТЬ КОРОТЫШКЕ.

Ящик D4, “Билборд”, Цинциннати 1, О. 17 авг».

Я все еще таращился на него, когда дядя Эм сказал:

— После объявлений посмотри колонку писем, Эд. Ему могли написать письмо на…

— Нашел! — Я протянул дяде журнал, он прочитал и посмотрел на меня.

— То, что нужно, Эд. Это ты обвел или…

— Нет, так и было. А что значит «17 авг.»?

— Это означает последний номер, в котором будет дано объявление. Это выпуск за третье августа. У меня номер за июль, и там этого объявления нет. Значит, его поместили так, чтобы успеть к третьему августа, и оно должно было публиковаться в трех номерах — за третье, десятое и семнадцатое августа. Все эти номера у тебя. Взгляни.

Я посмотрел и нашел объявление в каждом из них, но на сей раз оно не было подчеркнуто. Я показал их дяде Эму.

— Давай-ка выясним, кто это подчеркнул, Эд, — произнес он. — Фло говорила, лилипут не читал «Билборд». Может, он читал ее экземпляры тайно от нее?

— Не исключено.

— Вряд ли. Если бы Лон читал их тайно, то не стал бы обводить объявление жирным карандашом, ведь тогда сразу бы стало ясно: он это читал. Это бессмысленно. Ну, пошли.

Дядя Эм взял все журналы, положив важный для нас наверх, и зашагал к лестнице. Я свернул газеты, которые мы расстелили на полу, убрал их на место и последовал за ним. С лестницы я бросил последний взгляд на сундук. Мне показалось, он напоминал гроб ребенка. Или лилипута.

И в некотором роде так и было. Гроб не для тела, но для мыслей, какие когда-то жили в этом теле. Мысли в стопке бумаг, которые однажды выбросят или сожгут, и тогда и мысли, и тело будут мертвы навсегда. Мысли превратятся в дым печного огня, а тело, их породившее, давно уже стало одной из разлагающихся крошек в большом пироге из грязи…

Дядя Эм ждал меня около чердачной лестницы. Я выключил свет, погрузив чердак у нас за спиной во тьму, и он запер ведущую туда дверь. Интересно: прочитает ли еще кто-нибудь эти мрачные стихи на темном чердаке? Спускаясь по лестнице на второй этаж, я спросил: