Читать книгу "Черная книга. Истории женщин востока - Хинд Аль Кассеми"

В Египте меня чуть не убили за то, что я говорила что думаю. И вот я приехала в свободную Америку, но никому не могла рассказать того, что жгло меня изнутри. Я чуть не плакала, видя, как счастливы мои брат и сестра и как несчастна я. Они были такими наивными, им так мало надо было для радости. Когда-то и я была такой же, но мне пришлось пережить слишком много страданий и психических травм; теперь мое сердце не пело, как прежде, а молчало. Мой разум и душа были не такими как прежде, все было не таким, как когда-то. Говорят, что бы ни случилось, жизнь продолжается, но мою жизнь резко и грубо оборвали. А я лишь мечтала вернуться домой, но дома у меня больше не было.

Погода стояла чудесная, но меня не радовало ни солнце, не легкий летний бриз, ни пляж. Пляж Малибу – райское место для тех, кто любит солнце, но мне все лето было холодно. Для меня не хватало места в машине, в доме теперь жила большая собака, и я ее боялась. Мой брат Рэмси сказал мне, что пес наполовину ирландский волкодав; эту породу вывели, чтобы охотиться на оленей и волков, а когда Рэмси был младше, собака с легкостью катала его на спине. Она все время пыталась лизнуть меня, а мне казалось, что она пробует меня на вкус, а ночью придет и съест. Я понимала, что надо взять себя в руки, и всеми силами пыталась отогнать нездоровые страхи, не превращать любое милое лицо в гротескную маску.

Мне было неудобно, что папе приходится обедать на диване, а я сижу с его женой и детьми за столом, рассчитанным только на четверых. Дети радовались, что у них есть сводная сестра из страны фараонов и пирамид, и засыпали меня вопросами. Их интересовало то же, что и всех туристов: мумии, пирамиды, золото и, конечно, террористы. Я отвечала, что не видела ни одного. Мы разговаривали о религии, политике и свободе слова на Западе и на Ближнем Востоке. Они хотели как-нибудь приехать ко мне в Каир, и я сказала, что буду рада. У меня не было друга, с которым я могла бы поделиться своей абсурдной проблемой: я так мечтала вернуться домой, это случилось, спустя столько лет ожидания, но теперь я считала дни до отъезда обратно. Я купила билет в Египет и улетела на неделю раньше: мне было душно в этой стране приторного счастья, потому что она больше не была моим домом. Солнечная погода, вкусная еда, милые люди… Но я все время чувствовала себя лишней. Мне не удалось забыть о перенесенных страданиях. Дети, папа, мачеха – все они были чисты и невинны, а то, чего навидалась за свою жизнь я, могло навсегда разрушить их душевный покой.

Я прекрасно провела каникулы, но была счастлива снова оказаться в Египте – на земле, которая стала мне матерью. Я вернулась в ее лоно и радовалась удачам, которые выпадали мне на моем трудном пути. Поступив в университет, я уехала из южного Египта в северный. Теперь я жила в Каире: огромном, шумном и многолюдном городе, полном жизни и увлекательных приключений. На каждом шагу меня ждали новые открытия. Люди казались такими разными, а преподаватели – умудренными, как ходячие пыльные энциклопедии: не зря большинство из них продолжали работать в университете до глубокой старости. В этом оживленном мегаполисе можно было встретить людей со всех концов света, а его стены дышали тысячелетней историей. У каждого в Каире была своя история: о любви или о несчастье, и любой был рад рассказать свою или чужую историю, или даже историю своей страны первому встречному – просто ради удовольствия. Каир был пыльным и пряным, за бессчетные века он не растерял своего древнего очарования. В Каире люди много работали и их всех – и меня тоже – объединяло чувство принадлежности к одной из древнейших цивилизаций Земли, и от этой мысли мое сердце начинало биться чаще. Я любила Америку, но Египет не отпускал меня. Он был мне как мать – не биологическая, а, скорее, как мать-земля, приютившая меня и подарившая другую жизнь.

По пятницам я работала в благотворительных организациях: это была моя психотерапия. Это были места, где, помогая другим, я могла исцелиться сама. Словно срасталось сломанное в детстве ребро. Я была благодарна Богу за эту возможность, я повзрослела и больше не боялась ответственности ни в университете, ни в клубах. У меня было много друзей и я радовалась этому. Жизнь наконец-то начала налаживаться.

Университет был для меня волшебным городом, он обещал увлекательные открытия и приключения. И, в конце концов, сдержал обещание. Здесь учились студенты разного возраста, из разных стран, с разным цветом кожи, но все они были согласны в одном: что в кафе напротив университета были самые вкусные в мире кофе и чай. Турки, голосистый торговец, продававший бублики рядом с кафе, точно был волшебником: его выпечку мы готовы были есть на завтрак, обед и ужин. Он утверждал, что рецепт бубликов передается в его роду из поколения в поколение и достался ему от предков – они, по его словам, были родом из Турции, поэтому у него голубые глаза. Якобы и свое имя, Турки, он получил из-за турецких корней.

Мальчишки смеялись над его волосами, потому что они смешно курчавились и торчали по бокам головы в форме пирамид, а макушку и лоснящийся лоб прикрывала такия. У него было квадратное лицо с толстыми губами и плоским носом, а ресницы завивались не слабее, чем волосы. Когда его спрашивали, откуда у него такие синие глаза, он с довольным видом сообщал, что его однажды даже приглашали сниматься в кино, вот какую замечательную внешность даровал ему Всевышний. Он часто улыбался, показывая крупные белые зубы с зажатой в них палочкой мисвака – арабской «зубной пасты», богатой фтором: ее мягкие волокна так хорошо очищают рот, что мусульманский Пророк, мир ему, советовал пользоваться ею еще 1400 с лишним лет назад. Турки со своими вкусными бубликами всегда стоял на привычном месте, высокий и крупный, в серой полосатой галабее – своей повседневной униформе, в складках которой скрывалось множество полезных вещиц и мелочей со всех уголков мира.

Своей насыщенной атмосферой Каир привязывал к себе, приглашая местных жителей пройтись вновь по своим улицам. Говорят, Нил – заколдованная река: каждый, кто испил его воды, непременно вернется сюда. Теперь и он и страна были моим домом, моим утешением.

После возвращения из Америки мои отношения с матерью не изменились. Мы вместе переехали из глинобитной хижины в Каир, в маленькую квартиру. Жили бедно, спали на одной кровати и питались самой дешевой едой, да и той не хватало. Мама пыталась работать, но платили мало. С возрастом ее приступы гнева только усилились.

Однажды она так избила меня, что я снова попала в больницу. Я несколько дней не ездила в университет, потому что в трясущемся поезде мне было больно – ныли сломанные ребра. У меня было внутреннее кровотечение и синяки, как будто меня сбила машина. Корсет на шее, рука на перевязи, подбитый глаз, разбитая губа, лиловый синяк и два шва на щеке. Все однокурсники решили, что я попала в автокатастрофу; сложно было найти этому другое объяснение. И с этим трудно было поспорить: я действительно чувствовала себя так, словно меня переехало автобусом. Одна из преподавательниц заметила, что я вся в синяках и мучаюсь от боли, и решила помочь мне. Она считала своим долгом выяснить, кто это сделал. Преподавательница на самом деле желала мне добра и говорила очень искренне – это чувствовалось. Когда я рассказала ей, что дома меня избивает мать, она не удивилась. Ибо видала и не такое. Она взяла дело в свои руки, позвонила моему отцу и предложила ему поселить меня в университетском общежитии. Еще один ангел на моем пути, еще одно божье благословение. Бог всегда хранил и оберегал меня, посылая мне людей, которые защищали меня, заботились обо мне, помогали, становились мне как сестры, матери, братья и отцы. Пути Господни неисповедимы.